Время пришло

Бурча и препираясь, контролеры покинули камеру. Девушка села, боязливо покосилась на трубу над головой… и вдруг почувствовала, что ей решительно расхотелось умирать! Покуда есть на свете такие ублюдки, она просто не имеет права умирать! Заметалась по камере, потом улеглась на шконку, принялась вертеться с боку на бок. Временами в двери открывалось оконце, она различала тихие голоса в коридоре.

– Ну, как там наша подопечная? – вопрошал Тихон.

– И все-таки она вертится, – хихикал Кузьмич. – Ну, ничего, ничего, недолго ей вертеться осталось…

Ксюша опять спала – ей нужны были силы! Она не позволит этим упырям вздернуть ее на «рее», утащит с собой хоть одного из них! Она неплохо знает несколько коварных ударов, но чтобы их провести, нужны силы! Очнулась, когда распахнулась дверь, вломился Кузьмич с судком – и сердце тревожно сжалось.

– Яичница в ассортименте! Горелая гадость! – объявил он, гадливо подмигивая. Швырнул судок на шконку, как-то сожалеючи покосился на видеокамеру и убыл.

Девушка уже окончательно потеряла ориентацию во времени. Что сейчас – день, ночь? Ограничивала себя во сне, но не всегда это удавалось. Лязгая и подвывая, распахнулась дверь, она подкинулась и, сдерживая волнение, уставилась на входящего в камеру подполковника Кудесника. Аркадий Григорьевич сильно сдал за последние дни. Элегантный костюм висел на нем, как на пугале, он похудел, седины на висках прибавилось, а также морщин в уголках губ. Но взгляд оставался ястребиным, продирал, смотрел на арестантку пренебрежительно, свысока. Он встал посреди камеры, покосился на закрывшуюся дверь и стал придирчиво ее обозревать – с нечесаной макушки до носков обросших грязью кроссовок, жалобно просящих каши. Арестантка смотрела на него без выражения – потухшими глазами на равномерно сером лице.

– С прибытием, Ксения Михайловна, – зловещим тоном проговорил Кудесник.

Она кивнула – и вас с прибытием. Девушка уже заранее решила – никаких грубостей, будет спокойна, как Будда, на провокации не поддаваться, на вопросы по существу не отвечать – или в нашем демократическом государстве уже не существует адвокатов?

– Жалоб нет? – ехидно осведомился Кудесник.

– Нет, Аркадий Григорьевич, – бледно улыбнулась арестантка. – Все отлично.

Он как-то вздрогнул, поморщился, когда она назвала его по имени-отчеству.

– Где камера? – спросил Кудесник.

– Какая камера? – она действительно не сразу сообразила.

– На которую вы с сообщником Рассохиным снимали Пал Палыча Фаустова, – терпеливо конкретизировал Кудесник.

– Камеру мы выбросили в болото, Аркадий Григорьевич, – призналась она как на духу. – Поскольку это была последняя акция. Но предварительно изъяли из нее жесткий диск. Он хранился у меня. Но после этих событий… – она вздохнула, из последних сил имитируя «честность». – Понятия не имею, выронила где-то… Вы будете смеяться, Аркадий Григорьевич, но это действительно так.

Он буквально поедал ее своим хищным взглядом!

– Хорошо, Ксения Михайловна… – зловеще процедил Кудесник. – На эту тему мы еще поговорим. Молитесь, если это не так… Вопрос второй: где скрывается ваш сообщник?

– В смысле? – арестованная резко вскинула голову, и глаза ее загорелись животворным огнем! А Аркадий Григорьевич пожалел, что спросил – на «предварительном» допросе женщина все равно не расколется.

Он молчал, сгибал ее пополам своим тяжелым взглядом.

– Господи, так он ушел от вас… – женщина расслабилась и радостно рассмеялась. Настолько радостно, что слезы брызнули из глаз, она их вытерла и закашлялась. А когда успокоилась, сказала дрогнувшим голосом: – Вы что-то спросили, Аркадий Григорьевич?

– Я спросил: где скрывается ваш сообщник? – угрюмо повторил Кудесник. Он не был настроен на беседу с пристрастием, просто прощупывал «клиентку», фиксируя ее сильные и слабые места. – Повторяю, Ксения Михайловна: ГДЕ?

– Вы не поверите, – снова засмеялась женщина, – но скорее всего в Караганде… Нет, действительно, Аркадий Григорьевич, у Никиты там проживает горячо любимый двоюродный брат, которого он уже лет двадцать не видел. Серьезно, не знаю, – она стерла улыбку и открыто посмотрела полицейскому в глаза. – Вы всерьез считаете, что Никита будет скрываться в том месте, о котором я знаю?

– А вы все-таки подумайте, – иезуитски оскалившись, настаивал Кудесник. – Время у вас есть, Ксения Михайловна, подумайте. Но времени не много, тянуть не стоит. Только так вы можете облегчить свою участь – больше никак. В противном случае… – он не стал продолжать, а Ксения ждала, посмотрит ли он на трубу. Но не посмотрел, ограничился многозначительным многоточием.

– Почему меня не вызывают на официальные допросы? – спросила она.

– А мы с вами уже расстаемся? – удивился Кудесник и шагнул к двери. – Все зависит только от вас, Ксения Михайловна. Согласитесь сотрудничать – будут вам и приличные условия, и адвокат, и справедливый судебный процесс. Не согласитесь… – боже, как он надоел со своими многоточиями!