Ротные понимающе кивают. Даже начштаба батальона Цешко, полноватый, красный от жары и перехода, поддерживает общее движение, и лишь затем спохватывается и смотрит на комбата.
— Товарищ подполковник, какова вероятность э… мирного исхода? — уточняет Пермяков.
— Увидим, — отрубает комбат. — Значит так, Зверюга у нас отдохнул, потому пойдет в обход. Выйдешь лесом на другую окраину селения. Кто попадется — препровождать в кишлак, но вежливо, без мордобития.
— Если не пойдут, тогда что?
— Ну… — тянет майор. — Но все равно постарайтесь убедить. Пермяков, ты двигаешься отсюда.
— Там слева есть ложбинка, по ней аккурат можно выйти к окраине. Мы разведали, — сообщаю я.
Делать-то особо было нечего, и лучше подготовиться к любому исходу, чем потом импровизировать на ходу.
— Отлично! — Хазаев смотрит на меня с одобрением. — Горсткин, тогда это твой путь. Минометчики остаются здесь вместе с Тенсино. В случае чего, поддержите огнем.
Вообще-то, путь через ложбинку я берег для своей роты, но с начальством не поспоришь. Мне достается самая длинная дорога. Хотя, она все же лучше самой короткой. Идти по открытому полю и ждать выстрелов — удовольствие еще то.
Роли расписаны, остается ждать третьего звонка и начала представления. Да еще гадать, каким будет спектакль.
Я коротко объясняю бойцам задачи, и мы выходим первыми. Сомневаюсь, понял ли хоть кто-нибудь и что-нибудь о политическом устройстве этого мира. Теперь любая философия автоматически отступает на второй, или десятый план.
— Я с вами, — тронувшуюся с места роту догоняет комсорг.
Как ни странно, с винчестером в руках, хотя и с калашом за спиной. Ох, не наигрался он еще в индейцев!
— Идем, коли не шутишь.
Замполиты всех мастей — люди бесполезные, однако и вреда от некоторых из них нет. Хочет прогуляться — его дело.
Рота быстрым шагом движется среди камней, держась под прикрытием скалистого гребня от возможных взглядов поселян. Затем мы углубляемся в лес, старательно делаем крюк между деревьев и кустов, и достигаем исходных позиций. Времени на все уходит побольше двух часов, зато прочие наверняка успели отдохнуть.
Докладываю по рации, получаю приказ и машу рукой:
— Пошли. Держать соседей на расстоянии видимости. Первыми огня не открывать. По одиночке не ходить! У местных ничего не отнимать. Иначе головы поотрываю и в другое место вставлю! Делить с ними здесь нечего, а наживать себе врагов — себе дороже. И улыбочку, улыбку! Вас снимает журнал «Советский воин».
Цепь плавно накатывается на кишлак. Со стороны леса он тоже оказывается обнесен дувалами, и наше продвижение едва не разбивается об их соломенно-глиняную стену.
Внутри кишлака все до тошнотворности знакомо. Словно мы до сих пор находимся в одной весьма негостеприимной для чужестранцев стране.
Даже попадающие нам по пути местные жители одеты точно так же, да и их восклицания напоминают те, что мы уже слышали в иных краях и под иным небом.
— Товарищ старший лейтенант! Это же духи! — говорит Коновалов. — Сам слушал, как нас они назвали шурави!
— Пока они без оружия, это не духи, а мирные жители! — отрезаю я. — Кто тронет крестьянина, убью!
Окраины кишлака уже жестко блокированы нашими подразделениями. Бойцы готовы действовать на обе стороны, что в кишлаке, что отражая атаки извне, однако пока все тихо.
Мы медленно идем запутанными улочками. Оружие наготове, но к счастью пользоваться им пока нет необходимости. Тем не менее, нервы напряжены. Горький опыт подсказывает возможные ситуации, а хорошего в них никогда не было.
Пройти кишлак без боя — еще не победа. Да и что вообще считать победой в подобной обстановке? Мы же вроде не воюем, задач на уничтожение нам никто не ставил, явных врагов нет.
Среди дворов замечаю грузовик, типичную бурбухайку, следовательно, куда-то местные иногда ездят. И даже небольшой дукан попадается, но выбора в нем нет.
Часть жителей без наших понуканий и приглашений собирается на окраине. Им же тоже интересно, с чем мы пожаловали в незнакомые места.
Хазаев уже тут. Докладываю и, не получив приказаний, задерживаюсь рядом с комбатом.
— Это наша земля, — как раз переводит Сугудаев слова почтенного местного старика.
— Давно здесь живете, падар? — спрашивает подполковник.
Последнее слово в его фразе переводится, как «отец».
— У многих уже родились дети, — спокойно отвечает старик.
Он держится с большим достоинством, но не старается скрыть, что они такие же пришельцы здесь, как и мы.
— У этих земель уже есть хозяева, — замечает Хазаев.
— Знаем. Они появлялись у нас. Сказали: живите, если хотите. Иногда приезжают, покупают у нас продукты.
Кажется, старика так и подмывает спросить: по какому праву явились сюда вы? Хазаев не дает ему такой возможности и заявляет об этом сам:
— Недавно неподалеку отсюда была обстреляна колонна. Правители здешних земель обратились к нам за помощью. Просили навести порядок в округе.
— У нас все тихо, — категорично отвергает обвинение старик.
Собравшиеся за его спиной мужчины дружно подтверждают его слова. Прямо, рай земной. Размеренная работа, ни потрясений, ни перемен.