Тем временем Зарубин заглянул в комнату Наташи.
— По-моему, здесь обитает женщина… Может такое быть?
— Вполне.
Зарубин зашел в комнату, зажег свет.
— Французские духи… Зеркало… Однако. Кто такая?
В ответ на вопросительный взгляд Зарубина Пустовойт загадочно улыбнулся и тоже вошел в Наташину комнату.
— Ты же сам потребовал срочно подготовить документацию по участку. Вот мы и подкинули ее в помощь Голованову.
— Симпатичная? — начиная догадываться, попробовал уточнить Зарубин.
— Если бы ты знал, как я рад твоему вопросу. Это я к тому, что лучше иметь дело с грешным начальником, чем с ходячей добродетелью. Есть на что опереться.
— Не советую опираться на чужие грехи. Ненадежная опора.
— Самая надежная, уверяю тебя. Что касается твоего вопроса — очень даже. Вдобавок, кажется неглупа. Да ты ее должен знать. Прозябала в отделе прогнозирования. Попросилась сюда, сказала, что хочет заняться настоящим делом. Наташенька Южакова… То есть Наталья Степановна. Не помнишь?
Отстранив своего заместителя, Зарубин вышел из комнаты, подошел к накрытому столу, одним глотком опустошил содержимое налитого Пустовойтом стакана. Многое из происходившего с ним за последние дни вдруг стало для него совершенно очевидным. Не все, конечно. Предстояло убедиться окончательно.
— Давно она здесь?
— Второй месяц. Этот шикарный стол наверняка ее рук дело. Голованов бы палец о палец не ударил. Почувствовал себя незаменимым в этом углу. Во всяком случае, старается быть таковым. Хоть какая-то опора для самоуважения. За сорок, а все еще начальник абсолютно бесперспективного участка. Это с его-то способностями. А как хорошо начинал. Предупреждаю — с ним будет нелегко.
— Знаю.
— Вы, кажется, друзьями когда-то были?
Зарубин, не ответив, направился было к входной двери, но вдруг увидел лежащие на лавке цветы. Поднял, даже понюхал.
— Откуда здесь цветы?
Улыбку на лице Пустовойта сменило непритворное удивление. Даже растерянность.
— Цветы? Какие цветы? Не должно быть никаких цветов.
Зарубин отыскал на полке у входа какую-то банку, наполнил ее водой из стоявшего рядом ведра:
— Надо в воду поставить, а то пропадут…
Пристроив цветы посередине накрытого стола, он повернулся к растерянно уставившемуся на них Пустовойту и нарочито начальственным тоном спросил:
— Не пора ли созывать местное население? Времени у нас в обрез.
— Времени у нас вагон и маленькая тележка. И останется еще для приведения в порядок личных дел.
— Не понял, — нахмурился Зарубин.
— Это у меня поговорка такая. Когда я вижу, что события начинают выходить из-под контроля, позволяю себе расслабиться и немного отдохнуть.
Неожиданно для собеседника он улегся на нары, с удовольствием вытянулся и закрыл глаза. Но уже через несколько секунд сел и, не открывая глаз, снова задал почему-то так взволновавший его вопрос:
— Странно, откуда цветы?
— Почему это так тебя беспокоит? Мало ли что…
— Вот именно — что? Тысячу раз зарекался — в важных делах ни на кого не полагаться, только на себя самого. Стоит что-то не учесть, сразу начинаются сюрпризы.
Словно в подтверждение его слов распахнулась входная дверь и вошел Голованов. Остановился в дверях, отряхиваясь от снега и разглядывая гостей, которых сегодня уже не чаял увидеть.
— А я еще сдуру надеялся, что минет нас чаша сия. Недооценил, выходит.
Зарубин подошел к нему, крепко пожал руку:
— Ну, здравствуй.
— Здравствуй, Толя. То есть Анатолий Николаевич. Все такой же — энергия через край, глаза стальные, движения быстры, он прекрасен… Вы как? По воде, аки по суху?
— Скорее по суху, аки по воде. Выбросили на старую площадку, а оттуда уже через тайгу напрямик. Ну и по реке соответственно, — нехотя объяснил Пустовойт, которому явно не понравилось запанибратское отношение Голованова к Зарубину.
— Мы сейчас одного такого храброго еле выдернули. А второго даже спасать пришлось. Пошел пешком по реке к северным оленям в гости.
Голованов скинул полушубок, подошел к столу, разглядел початую бутылку, налил себе, выпил.
— Извините… Замерз, как цуцик. Вы как, согрелись?
— Вполне, — буркнул Пустовойт.
— Значит, понадобился все-таки наш участок? — не утерпев, поинтересовался Голованов.
Уловив скрытый подтекст вопроса, Пустовойт решил слегка приоткрыть карты.
— На сегодняшний день самая заветная мечта Анатолия Николаевича, чтобы вас из аутсайдеров прямиком в лидеры. Не возражаешь?
Голованов насмешливо фыркнул:
— За честь, конечно, спасибочки, а только в аутсайдерах лучше. Зарплата та же, а спокойствия во много раз больше.
— С каких это пор ты стал любителем спокойствия? — поинтересовался Зарубин.
— С тех самых, когда окончательно понял, что личная инициатива и энтузиазм приветствуются лишь в заранее согласованных с вышестоящим начальством пределах. Жить сразу стало лучше и веселее. Разрешите еще одну? — плеснул он себе в стакан коньяк. — Продрог до костей…
Выпил, разыскал что-то на столе зажевать. Повисла неловкая пауза. Снова стали слышны завывания ветра, в которые неожиданно вмешался гул подъехавшей к заежке машины.