Время невиноватых

— Когда-то хитроумные советские люди приглашали на свадьбу первых лиц государства или называли детей их именами. Надеялись: вдруг квартиру дадут или подарок какой. Сейчас тоже много развелось желающих попасть в «придворные» бытописатели или живописцы. Но ведь это дурной тон. Когда я обратил внимание на татуировки своего ученика — офицера милиции и, расспросив, узнал историю удивительной и насыщенной приключениями жизни, то написал «Татуированную кожу». Но о Президенте я, во-первых, ничего не знаю, а во-вторых, здесь инициатива должна исходить от него.

Если бы он сам предложил мне описать какую-нибудь операцию, проведенную им в бытность разведчиком, и эта операция была действительно интересной, могла бы получиться увлекательная книга.

Преступление и наказание

— Только что вы поставили точку в четырнадцатом романе. О чем он?

— Это «Татуированная кожа-2». Герой выполняет специальное задание по внедрению в уголовную среду, для достоверности его покрыли зековскими татуировками с головы до ног. А картинки ожили, стали разговаривать, давать советы, менять его личность. То ли мистика, то ли психиатрия… Писалось очень тяжело: на книгу ушло три года. Потому что требовалось в подробностях воспроизводить жизнь в тюремных камерах, нравы и обычаи их обитателей. Очень трудно писать о том. чего сам. к счастью, не испытал. Сказалась и магия накожных рисунков: вдруг появилось желание обзавестись татуировкой! Уже собрался наколоть свой зодиакальный знак — льва на плече. Но татуировки сказываются на судьбе, меняют ее. Я большую часть жизни прожил без картинок.

Подумал: зачем что-то менять? Короче, передумал.

— Ваши книги издаются в серии «Классик отечественного детектива». Каково ощущать себя классиком при жизни?

— Я к этому отношусь с юмором. Пишут — и пусть пишут. Вот если бы я сам считал себя классиком — тогда дело плохо. Никогда в жизни не называл себя ни писателем, ни ученым. Как говорил знакомый профессор: «Ученые медведи в цирке!»

Только недалекие люди, графоманы и недоучки искренне верят в свою исключительность. Это диагноз: мания величия. Когда смотришь на телеэкран, появляется мысль, что болезнь прогрессирует.

— В чем секрет достоверности ваших книг? И как соотносится их содержание с действительностью?

— Как правило, в основе всех описанных событий реальные факты, люди, происшествия. Но они не описываются один к одному, а служат кирпичиками, из которых складывается сюжет. Наиболее достоверный материал — собственный опыт и рассказы сведущих людей. Я сам начинал следователем, расследовал около ста уголовных дел. арестовывал, проводил обыски, допросы, очные ставки. В числе моих собеседников были оперуполномоченный контрразведки «Смерш». ответственный сотрудник НКВД СССР, работавший под началом Л. П. Берия, боевой пловец, участники группы, приводившей в исполнение смертные приговоры, военные контрразведчики, следователи, оперативники, прокуроры и судьи. И, конечно, люди из того, противоположного мира. Многие из них вполне адекватны и очень откровенно рассказывают о том. что меня интересует. Избегая, конечно, конкретики.

Вымысел и реальность переплетаются очень тесно. В Ростове снимали 12-серийный сериал «Оперативный псевдоним». Реквизиторы оборудовали в заброшенном ресторане чебуречную для взрыва, поставили вывеску. Подъезжают на джипе двое: это наша территория, хотите торговать чебуреками, должны платить! Им говорят: хозяин будет завтра в три, с ним и договаривайтесь. А в три как раз снимали взрыв! Пожарные, милиция, грохот, горящие каскадеры из окон вылетают. Если приезжали, то зрелище, думаю, оказалось поучительным.

— А есть ли среди преступников фигуры значительные и многозначные, как, например, Родион Раскольников?

— Я таких, практически, не встречал. Да и в Раскольникове никакой многозначности не нахожу. Обычный корыстный убийца, причем низколобый и примитивный. В наши дни такие преступления часто совершают наркоманы. Но надо учитывать, что правоохранительная машина заглатывает всякую шелупень. Если уголовная политика изменится, тогда на скамье подсудимых появятся и значительные, и многозначные.

— Десять лет назад в «Акции прикрытия» вы предсказали вторую чеченскую войну и определили ее движущие механизмы: нефть и деньги, скрываемые за дымовой завесой «борьбы за независимость» и «наведения конституционного порядка». Считаете себя провидцем?