Время меча

— Это точно? — подозрительно нахмурилась Элина.

— Вы, кажется, уже могли убедиться, что я держу свое слово. И, в свою очередь, готов поверить вашему, поэтому вы сможете сойти на берег сразу же.

— Хорошо, я обещаю не говорить никому в городе, что из себя представляет ваш корабль.

— Вы можете рассказывать, что ваше судно потонуло во время шторма, а мы подобрали вас в открытом море. Тем не менее, ваши приятели с «Русалки» могут дать другие показания, а потому не советую встречаться с ними на берегу.

— Я учту это. А вы, стало быть, не боитесь, что их показания помешают вам когда-нибудь в будущем? — Элина не могла избавиться от привычки задавать опасные вопросы.

— Когда мы придем в Харбад в следующий раз, история будет благополучно замята.

Меж тем последние пираты, сходившие на берег в этой смене, уже спустились по сходням; Саберро проводил их взглядом и добавил:

— И с моими парнями вам на берегу тоже лучше не встречаться. Вы здесь не всем понравились.

— Это взаимно, — усмехнулась Элина. — Ну что, я могу идти?

— Идите, графиня. И постарайтесь не попадаться мне больше. Наша следующая встреча может оказаться не столь безоблачной.

— Верно, — кивнула Элина. — Ибо мой долг верноподданного тарвилонской короны — способствовать аресту и казни таких, как вы.

— Мне нравится ваша дерзость, — хмыкнул Саберро. — Ну а если я гарантирую вам безопасность на будущее, вы пообещаете сделать то, что от вас зависит, чтобы избавить мою шею от петли? — его губы усмехались, но он и в самом деле готов был заключить такое соглашение — жизнь морского пирата полна превратностей, и неизвестно, кто чьим пленником окажется в следующий раз.

Элина на мгновение задумалась, но тут же покачала головой.

— Нет, Саберро. Вы приносите несчастья сотням людей, и я не могу покупать собственную безопасность за их счет.

— Ну что ж. В таком случае прощайте, графиня, и надеюсь, что наши пути больше не пересекутся.

— Аналогично, — Элина повернулась и легко сбежала по сходням.

Впервые она оказалась в действительно восточном городе. Если космополитичный Эль-Хасар представлял собой смешение стилей, эпох, народов и культур, то Харбад, второй по величине город Агабейского Эмирата, даже во времена магов был классическим воплощением Среднего Востока, успешно противостоя как западному, так и юго-восточному культурному влиянию, несмотря на то, что находился в ключевой точке морского пути, соединявшего противоположные области материка. В этом месте Великий и Южный континенты ближе всего подходили друг к другу; их разделял пролив шириной всего в двадцать миль, соединявший море и океан, поэтому Харбад еще называли Восточными Воротами Срединного моря. Естественно, после падения чародейских империй такое географическое положение оказалось весьма выгодным не только в торговом, но и в военно-стратегическом плане; город превратился в одну из главных баз агабейского военного флота (что, впрочем, не мешало пиратам со всего Срединного моря практически в открытую сбывать здесь свою добычу). Харбад неоднократно подвергался нападению соседних стран, желавших захватить контроль над Восточными Воротами, но всякий раз атака бывала отбита. Тем не менее, потери и разрушения были велики, и в конце концов эмират пошел на компромисс, введя значительно более мягкие условия прохода через пролив и стоянки в харбадском порту для иностранных судов. Несколько раз эмиры агабейские пытались использовать Харбад в качестве базы для колонизации Южного континента, однако неукротимая свирепость тамошних дикарей, не желавших мириться с пришельцами, всякий раз служила к тому препятствием; колониальная война с нападающими из непроходимых джунглей аборигенами затягивалась на годы и годы, пока очередной эмир — как правило, наследник того, что начал колонизацию — не прекращал это явно убыточное предприятие. Наконец, деду нынешнего эмира удалось преуспеть — он бросил через пролив столь мощные силы, что дикари вынуждены были отступить вглубь континента. Под командованием наместника-воеводы Махмадана была изменена сама природа этих диких и неприветливых мест; джунгли выжигались и вырубались, болота осушались. И вот, когда вековая мечта агабейских правителей о южной колонии

— «южной створке Восточных ворот», по выражению одного из дипломатов — казалось, осуществилась, Махмадан вдруг провозгласил себя эмиром, а колонию