В онкогематологическом отделении было запрещено детей воспитывать. Там поощрялись все виды развлечений, любые подарки. Были месяцы, когда вся моя зарплата целиком уходила на подарки, в то время я научилась довольно квалифицированно собирать лего. В больнице или на квартирах, где жили дети, которым не требовался стационар, это был ритуал: ты приносишь лего, сидишь, болтаешь и собираешь его вместе с тем, к кому пришел. А мама ребенка успевает выскочить покурить, перевести дух, выбросить мусор. А потом суетится на кухне, чтобы накормить тебя чем-то самым вкусным. И ты видишь по маме и по ребенку, как важно, что ты пришел, как правильно и не напрасно потрачено твое время. Иногда детей и мам было сразу несколько: фонд снимал многокомнатные квартиры, в которых жили по четыре-пять семей. Я часто вспоминаю эти посиделки. Это были счастливые часы. Простые, но по-настоящему содержательные разговоры.
А иногда было просто бесшабашно и весело. Ты себе представить не можешь, что мы творили! Помню, как с Серёжей Сергеевым, Дашиным недолгим кавалером, мы устраивали конкурсы переодеваний, где он играл старуху, а я – лошадь; еще он заставил меня спрятаться под раковиной, и я вывихнула шею. Потом Серёжа, который был одержим едой, но которому после трансплантации нельзя было ничего вкусного, готовил на свой вкус, а я всё это – в немыслимых сочетаниях – ела: сырую свёклу с вареной морковкой, кетчупом и рыбными консервами, например. Еда – это был главный фетиш больничных детей: из-за трансплантации почти ничего нельзя есть, во время химиотерапии – почти ничего не хочется. И дети запоем смотрели “Кулинарный поединок”. Однажды я в нем снялась, и мои ставки невероятно выросли.
ХАМАТОВА: А однажды – помнишь? – мы привели туда больничных детей. По-моему, никакой Кремль, каток, все музеи и мюзиклы мира не производили на них такого впечатления, как студия “Кулинарного поединка”. В этом тоже, конечно, удивительная особенность больничного мира: ты никогда не знаешь, что здесь будет по-настоящему оценено, а чего никто не поймет.
ГОРДЕЕВА: У меня дома висит аппликация, сделанная детьми в одной из больничных квартир. Придумали сделать “Город Мечты”. Сидели, человек шесть, вырезали, приклеивали, пририсовывали, придумывали. Когда всё было готово, кто-то из мам стал рассматривать наш город: там были школа, детский сад, магазин, колесо обозрения и даже лодочная станция – город мечты! Там не было только одного: больницы. Это не специально, подсознательно вышло. И знаешь, я так для себя не формулировала, но теперь понимаю, что наша роль в больнице сводилась к тому, чтобы в жизни наших детей больницы было как можно меньше, – а лучше не было совсем. Мы таскали их на рыбалку, на футбол, мы приводили в больницу кого угодно, от Гуса Хиддинка до Рамзана Кадырова, чтобы расширить больничное пространство. Мы готовы были на любую авантюру – достать звезду с неба! – только бы кто-то улыбнулся, только бы случилось это моментальное счастье: вот здесь, сейчас, безо всяких оговорок.
ХАМАТОВА: Этому не впрямую, но своим примером научили нас наши врачи. Это они научили нас не стесняться в средствах, когда есть хотя бы один процент, хотя бы полшанса на спасение.
О рецидиве Даши Городковой мы узнали во время третьего концерта “Подари жизнь”. Когда в финале Нелли Уварова, держа Дашку за руку, пела главную песню из обожаемого тогда всеми детьми сериала “Не родись красивой”, мы, хотя этого не было произнесено вслух, концерт этот воспринимали как последний для Даши… Она в тот момент ничего не знала о рецидиве, ей решили сказать потом. И я, и все мы смотрели на Дашу, не в силах думать о завтрашнем дне.
Но, пока мы горевали, доктор Миша Масчан, перерыв всю доступную литературу, уже придумал какой-то способ, почти экспериментальный, чтобы еще за нее побороться. Но сумма требовалась немыслимая: Даша стала первым ребенком “Подари жизнь”, на лечение которого мы потратили больше миллиона долларов. Конечно, это вызывало много вопросов.
ГОРДЕЕВА: Каких?
ХАМАТОВА: Самых разных, Катя. Начиная с того, как можно тратить на одного ребенка столько денег, если в стране болеют тысячи.
ГОРДЕЕВА: Как ты для себя на этот вопрос отвечаешь?
ХАМАТОВА: Я уже тогда ответила: значит, нам надо собирать столько денег, чтобы, если потребуется, на каждого из этих тысяч можно было бы потратить миллион.
“Шанс” для Даши Городковой, который отыскали врачи летом 2007 года, продлил ее жизнь на два года.
Летом 2009-го Даше стало ощутимо хуже. Она, тонкая и красивая, по-девичьи лукавая, бесконечно всеми любимая, угасала на глазах. В такие минуты лишь исполнение заветного желания может вызвать улыбку или пробудить интерес к жизни. Но Даша почти перестала разговаривать и целыми днями лежала, отвернувшись к стене. Поэтому, когда она вдруг сказала: “Я бы хотела живого ежика”, все обрадовались и воодушевились. Это было желание, к исполнению которого можно было приступать прямо сейчас.