Время колоть лед

Прощались часа в три ночи. Дождь так и не перестал. Мы с Колей, Улицкой и Марюсом должны были ехать в свою гостиницу. Серебренников и Шалашова – идти пешком, через подворотню, в свою. Мы прощались через чугунные литые ворота. Мы все – с одной стороны, Аня и Кирилл – с другой. На прощание Улицкая поцеловала Серебренникова через решетку ворот. “Сцена из фильма”, – сказала я. “Это какой-то знак”, – заметила уже в такси Улицкая. Но тогда мы так и не додумали – какой.

Меньше чем через сутки, поздним вечером 22 августа, оперативники задержат Серебренникова в номере санкт-петербургской гостиницы, куда он вернется после очередного съемочного дня “Лета”. Наденут наручники, посадят в микроавтобус с темными стеклами и девять часов будут везти в Москву.

Мы узнаем обо всем утром 23 августа: помощница Кирилла Аня позвонит мне, когда я буду подниматься по эскалатору метро “Новокузнецкая”.

А я стану звонить Чулпан. Она со своими детьми, моим мужем Колей, нашими детьми и родителями в Латвии, на хуторе, куда мы все вместе ездим отдыхать каждое лето. Чулпан не сразу возьмет трубку. Я буду дозваниваться. Ей, Коле, опять ей. И все-таки дозвонюсь.

“Это конец, – скажет Чулпан, – что мы сейчас можем сделать?”

И сядет на крыльце дома обзванивать из Латвии знакомых, малознакомых и совсем незнакомых звезд российского шоу-бизнеса с просьбой подписать за Серебренникова поручительство.

С такими же списками сядут в разных концах России и мира все друзья Серебренникова: единственная возможность не сойти с ума от ничегонеделания и бессилья. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА

ХАМАТОВА: Я сижу на крыльце дома и обзваниваю свою записную книжку, при этом знаю, что где-то между Питером и Римом свою записную книжку обзванивает Ксюша Раппопорт, где-то в Москве – Дуня Смирнова, еще где-то названиваешь всем ты. И у всей этой судорожной деятельности есть несколько координационных центров. Как только я с кем-то договариваюсь, то звоню в Москву – Насте Голуб, адвокатам Кирилла, с которыми еще никто тогда лично не знаком, Ане Шалашовой – и сообщаю: такой-то согласен, готов подписать поручительство. В какой-то момент я добираюсь в телефонной книжке до номера Семёна Слепакова, который у нас выступал на лондонском благотворительном концерте. Объясняю ситуацию, и Семён соглашается стать поручителем, о чем я и сообщаю в Москву. А мне говорят: “Да-да, мы уже знаем. Он уже подписал”. “Странно, – думаю я, – я ведь только что с ним разговаривала. Как они могли так быстро узнать?” Но продолжаю обзванивать важных потенциальных поручителей.

ГОРДЕЕВА: Тем временем Ксюша Раппопорт вспоминает, что на днях летела в одном самолете с Сергеем Светлаковым. И звонит ему. А он ей отвечает: “Да, конечно, я всё подпишу”.

ХАМАТОВА: Ксюша с этой новостью сразу звонит мне. Я – сразу звоню в Москву и говорю: “Светлаков тоже подписывает”. На что мне отвечают: “Да-да, мы знаем, он всё уже подписал”. Я опять в недоумении, как быстро они всё узнали. На всякий случай перезваниваю еще раз и спрашиваю: “Вы уверены, что Светлаков есть в вашем списке подписавших?” А мне отвечают: “Да знаем мы! Мы же уже тебе сказали, Спиваков всё подписал!”

ГОРДЕЕВА: В общем, в этой суматохе Светлаков, Спиваков и Слепаков стали одним человеком. Причем в окончательном списке, том, который был зачитан адвокатом в суде, все фамилии шли подряд, а имена были перепутаны: Сергей Слепаков, Семён Спиваков и Владимир Светлаков. Но, кажется, никто на это уже не обратил внимания.

За день 23 августа и ночь с 23-го на 24-е поручителей было собрано больше тридцати: от Филиппа Киркорова до Наталии Солженицыной.

Поздним вечером 23 августа 2017 года Коля и Чулпан станут искать билеты на самолет, чтобы прилететь в Москву и поддержать в суде нашего друга Кирилла. Но на хуторе с ними семеро – на всех! – наших детей. От года до четырнадцати лет. “Мы решили, что на суд пойдешь ты. Мы посидим с детьми, – скажут мне мой муж и моя подруга. – Только пиши нам оттуда, иначе мы сойдем с ума. Получится – обними Кирилла”.

Обнять – не вышло. Режиссер Кирилл Серебренников стоял в клетке зала заседаний Басманного суда. Как только кто-то протягивал внутрь клетки руки, приставы кричали. И руки отдергивались, как от электричества. Мне чудом удалось втиснуться на узкую скамейку и остаться в зале на время заседания. Я писала Чулпан и Коле сообщение за сообщением: что говорит прокурор, что говорит следователь, что – Кирилл.