Читаем Время колоть лед полностью

“Что, Галечка?” – спрашивает ее Чулпан. “У печени, – медленно повторяет Чаликова, – до сих пор нет лица. Я думала поговорить с Ахеджаковой, но решила, что ей лучше стать лицом муковисцидоза”.

Галины Чаликовой нет на свете уже семь лет.

Фонд помощи детям с тяжелыми заболеваниями печени “Жизнь как чудо” теперь представляет актриса Саша Ребено́к.

Попечитель фонда помощи больным муковисцидозом – пианистка Полина Осетинская.

Клиника имени Димы Рогачёва построена, открыта, принимает пациентов и лечит их с применением самых лучших из имеющихся на сегодняшний день технологий.

Изменилось законодательство, сделав, по крайней мере, на бумаге, доступным обезболивание в стране.

В московские реанимации теперь круглосуточно пускают родственников. Совсем скоро этот опыт должен распространиться на всю страну.

С 2012 года в стране существует фонд “Галчонок”, названный в память о Галине Чаликовой. Этот фонд помогает детям с нарушениями центральной нервной системы.

Осенью 2018 года в Москве открылся стационар детского хосписа “Дом с маяком”. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА

ХАМАТОВА: Я часто рассказываю историю про “у печени нет лица” людям, не имеющим отношения к благотворительной сфере, но никто не смеется. Хотя теперь это уже стало нормой жизни: у каждого благотворительного фонда есть “лицо”: у “Галчонка”, например, прекрасная Юля Пересильд, с которой Галечка даже не была знакома. В благотворительность приходит другое поколение, всё двигается вперед, и это огромное счастье.

ГОРДЕЕВА: Но Юля Пересильд – это не другое поколение. Это – наше.

ХАМАТОВА: Конечно, другое. Дело даже не в том, насколько она по паспорту моложе нас, дело именно в поколенческой составляющей, в том, что Юля – это другая, новая ступень развития: сколько азарта, веселья, сколько жизненной силы она готова тратить на “Галчонка”. Как органично фонд стал частью ее жизни, не вступая в противоречие ни с профессией, ни со всем остальным, что составляет смысл ее существования. Ей уже не надо, как мне, себя откуда-то выдергивать и куда-то помещать.

ГОРДЕЕВА: Ты хочешь сказать, что поколения теперь считают фондами. “Галчонку” нет и пяти лет. “Подари жизнь” уже исполнилось десять. И, выходит, мы это новое поколение воспитали?

ХАМАТОВА: Да, конечно. Хотя дело, разумеется, не только в нас. Их изначально так воспитали родители, школа, театральные институты. Но есть еще и контекст: есть конкретные обстоятельства взросления, в Юлином контексте уже были мы, Юля пришла в фонд “Галчонок”, потому что фонд “Галчонок”, созданный Олей Журавской, которая была очень Гале близка, нуждался в медийном лице, которое бы фонд представляло. Таких лиц “Галчонок” перебрал немало, но никто долго не задерживался. Пока не появилась Пересильд, которая распорола свою грудную клетку, вынула сердце и отдала его на общее пользование – в буквальном смысле этого слова. Когда она только пришла в фонд, мы с ней долго и подробно об этом говорили. Разговор этот для меня был и важным, и страшным, потому что я видела, какой Юля человек, какой серьезный шаг – запускать ее в это большое, сложное и, в общем-то, неблагодарное дело (конечно же, приносящее радость, но и не радость тоже). Важным – потому, что я понимала, что она к этому готова и пойдет дальше нас, она сделает больше. Так и вышло: она открыла забрало и пошла.

ГОРДЕЕВА: Она действительно пошла дальше тебя?

ХАМАТОВА: Я не знаю, сколько физически времени она сейчас тратит на фонд. Предполагаю, столько же, сколько и я. По-другому, к сожалению, пока в нашей стране, не бывает, система всё еще не налажена: нет института звезд, а в ситуации полнейшего недоверия всех ко всем, включая артистов, ты не можешь быть только “лицом”, вишенкой на торте. Об этом можно пока только мечтать. И я, конечно, мечтаю, но на деле выходит так, что, когда тебе уже кажется, будто ты вишенка, обязательно что-нибудь идет наперекосяк, и ты в очередной раз понимаешь, почему в работу фонда нужно входить полностью, а не только кончиком ступни касаться, пробовать воду. Мне, чтобы это понять, понадобились годы. Юля во всё врубилась сразу. Она и не рассчитывала никогда на роль “вишенки”, а сразу стала генератором. И это нормально.

Это не только нас касается. Тот же Леонардо Ди Каприо – а уж Америку не упрекнуть в отсутствии сложившегося института звезд – он же тоже по уши в своей теме, а не какое-то там приглашенное для важной пресс-конференции лицо.

ГОРДЕЕВА: Откуда ты знаешь?

ХАМАТОВА: Я читала его интервью. Я слежу за коллегами по благотворительности.

ГОРДЕЕВА: Слушай, всё же больные дети и тигры, за которых так переживает Леонардо Ди Каприо, – это разные вещи. Тиграми можно заниматься, только если очень сильно прикипел к ним душой.

ХАМАТОВА: А ты знаешь, как мало тигров осталось на Земле? Или, например, что слоны в Африке вымирают, их в Зимбабве осталось всего пятьсот штук?

ГОРДЕЕВА: Так.

ХАМАТОВА: А белых медведей как раз хватит на два зрительных зала в театре “Современник”.

Перейти на страницу:

Все книги серии На последнем дыхании

Они. Воспоминания о родителях
Они. Воспоминания о родителях

Франсин дю Плесси Грей – американская писательница, автор популярных книг-биографий. Дочь Татьяны Яковлевой, последней любви Маяковского, и французского виконта Бертрана дю Плесси, падчерица Александра Либермана, художника и легендарного издателя гламурных журналов империи Condé Nast."Они" – честная, написанная с болью и страстью история двух незаурядных личностей, Татьяны Яковлевой и Алекса Либермана. Русских эмигрантов, ставших самой блистательной светской парой Нью-Йорка 1950-1970-х годов. Ими восхищались, перед ними заискивали, их дружбы добивались.Они сумели сотворить из истории своей любви прекрасную глянцевую легенду и больше всего опасались, что кто-то разрушит результат этих стараний. Можно ли было предположить, что этим человеком станет любимая и единственная дочь? Но рассказывая об их слабостях, их желании всегда "держать спину", Франсин сделала чету Либерман человечнее и трогательнее. И разве это не продолжение их истории?

Франсин дю Плесси Грей

Документальная литература
Кое-что ещё…
Кое-что ещё…

У Дайан Китон репутация самой умной женщины в Голливуде. В этом можно легко убедиться, прочитав ее мемуары. В них отразилась Америка 60–90-х годов с ее иллюзиями, тщеславием и депрессиями. И все же самое интересное – это сама Дайан. Переменчивая, смешная, ироничная, неотразимая, экстравагантная. Именно такой ее полюбил и запечатлел в своих ранних комедиях Вуди Аллен. Даже если бы она ничего больше не сыграла, кроме Энни Холл, она все равно бы вошла в историю кино. Но после была еще целая жизнь и много других ролей, принесших Дайан Китон мировую славу. И только одна роль, как ей кажется, удалась не совсем – роль любящей дочери. Собственно, об этом и написана ее книга "Кое-что ещё…".Сергей Николаевич, главный редактор журнала "Сноб"

Дайан Китон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство