Время колоть лед

Но в августе две тысячи пятого Путин уже побывал в РДКБ, уже попил чаю с нашим замечательным мальчиком Димой Рогачёвым и уже подписал проект строительства новой клиники, который ему предложили врачи. Ты скажешь: да мало ли что обещает Путин, мало ли он подписывает проектов, которые потом оказываются замороженными пожизненно. Да, это так. Но тут надо понимать, кто такая Галина Анатольевна Новичкова.

ГОРДЕЕВА: Если директор “Подари жизнь” Галя Чаликова – это маленький танк благотворительности, то Галина Новичкова – это…

ХАМАТОВА: Бульдозер. Галя была тем человеком, который сумел показать Путину во время визита в РДКБ проект клиники. Галя встречалась с ним (и другие наши врачи тоже, но говорила Галя).

ГОРДЕЕВА: И Путин ей сказал: вы, врачи, будете заказчиками этой клиники. И были выделены деньги на строительство. А потом они исчезли.

ХАМАТОВА: Именно так. И никакая пробивная мощь Гали Новичковой, никакая настойчивость не помогали эти деньги найти и начать, наконец, строить клинику. При этом мы с тобой понимаем, сколько в стране медицинских недостроев, долгостроев, как хочешь их назови. Взять хотя бы вот этот огромный гроб на Каширке, который начали строить еще в советское время на государственные деньги, а потом, при Ельцине, заморозили к черту. И он стоит там, возле онкоцентра, недостроенный детский онкологический центр, черный и страшный. Словом, самый главный кошмар наших врачей и теперь фонда – что обещанное никогда не исполнится: деньги до нас не дойдут, клинику мы не построим. С визита Путина прошел целый год, концы выделенных денег потерялись. И тут наступает юбилей моего родного театра “Современник”, раздают ордена и медали. В принципе, должны были дать орден какой-то там сто восемьдесят второй степени Галине Борисовне Волчек за вклад в искусство. Но она попросила “разделить один свой большой орден на много маленьких для труппы”. Так, мы с Олей Дроздовой, например, получили по ордену Дружбы – видимо, за нашу с ней дружбу. Но это всё неважно, важно, что не Волчек пошла в Кремль, а, наоборот, Путин приехал в “Современник”. Накануне его визита я получаю от врачей боевое задание: рассказать Владимиру Владимировичу, что деньги на нашу клинику из бюджета исчезли.

ГОРДЕЕВА: Ты, используя свое “творческое” положение, должна будешь объяснить человеку из власти что-то про фонд?

ХАМАТОВА: Да.

ГОРДЕЕВА: Ты понимаешь, о чем тебе говорить, ты уже знаешь все эти термины, слова, ты вникаешь в суть проблемы?

ХАМАТОВА: Меня проинструктировала накануне Галина Анатольевна Новичкова. Но ты пойми, на самом деле это не разговор, это – надежда, что я успею его поймать за лацкан пиджака и сумею произнести пару десятков важных слов.

И вот Путин приходит в “Современник”. Мы всем театром встречаем его в фойе. Я – с шилом в одном месте, потому что не могу вычислить подходящий момент, боюсь упустить что-то, пропустить. Президент Путин вручает всем награды. Когда подходит моя очередь получать орден, я уже в невменяемом состоянии. И я ни черта не помню. Например, о том, что, согласно требованию протокола, когда тебя награждают, надо сфотографироваться с президентом. Поэтому, получив свой орден, я буквально в прыжке ухожу со сцены, чтобы “ждать свой момент”. А мне вслед кричат: “Чулпан Наилевна, можно вас на минуточку! А сфотографироваться?” А я в своем зажиме отмахиваюсь: мол, да не надо, чего там время тратить. И сажусь на свое место. И вдруг Путин берет и сам подсаживается ко мне.

ГОРДЕЕВА: Это – момент!

ХАМАТОВА: Знаешь, что в этот момент происходит? Со сверхзвуковой скоростью все артисты нашего театра, все-все-все, и те, кто молчал, и те, кто говорил, что власть говно и гайки закручивает, все до единого патриоты и критики молниеносно стягиваются к тому месту, куда уселся Путин, и образуют вокруг нас красивую круговую композицию. Все улыбаются до ушей. И я так ошалела от этого, что забыла свое боевое задание. Я просто смотрела на лица этих людей и очнулась, когда щелчки протокольного фотоаппарата стали реже. И успела только сказать, честно глядя Путину в глаза: “Мне очень надо с вами поговорить”.

ГОРДЕЕВА: А он?