Хаматова выждала как можно дольше и объявила: “Антон Павлович Чехов. «Крыжовник»”. Зал взорвался облегченными аплодисментами. Зазвенели рюмки, вилки, зашуршали официанты, – ко всеобщей радости, больше ничто не угрожало задуманному сценарию праздничного обеда. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА
ГОРДЕЕВА: А почему они сразу не поняли, что это Чехов?
ХАМАТОВА: Ну, никому как-то в голову не пришло. До этого я была в Кремле только один раз, получала Государственную премию в две тысячи четвертом году. И никакой охоты вернуться в это здание у меня не возникало. Потому что… ну… как-то там… особенная атмосфера. У меня в памяти почему-то сразу всплыли старшие классы моей казанской школы. Это неприятное воспоминание. Но Год благотворительности же! Фонда “Подари жизнь” еще нет, но мы на всех парах мчимся к его созданию.
ГОРДЕЕВА: Ты уже тогда понимаешь, что без сотрудничества с властью ничего не получится?
ХАМАТОВА: Нет, я так четко, как сейчас, этого еще не понимаю. Но я что-то такое чувствую. Осознаю, что с ними нужно взаимодействовать, это важно.
ГОРДЕЕВА: Мне кажется, в две тысячи шестом еще нет необратимого выбора между честью и властью, между долгом спасать и необходимостью сотрудничать.
ХАМАТОВА: Нет-нет. До этого пока не дошло. Но что-то такое зреет в воздухе. Я уже знаю, что не имею права просто так разбрасываться словами – каждое неаккуратно сказанное слово может навредить делу. Что важнее: здоровье детей, шанс на выздоровление, который они получат, если будут лечиться с помощью самых лучших препаратов и технологий, которые мы сможем добыть для врачей, или моя гражданская позиция? Этот вопрос уже возникает. Но пока – не стоит ребром. И вот мне звонят из Кремля и приглашают, в связи с Годом благотворительности, выступить. И просят тезисы.
ГОРДЕЕВА: Тезисы?
ХАМАТОВА: Да, мне говорят: “Пришлите, пожалуйста, тезисы вашего выступления”. У меня к горлу подкатывает тошнота. В последний раз я слышала слово “тезисы” в школе, когда мы переписывали тезисы Ленина. И эти тезисы как-то меня ополчили против них. Я долго думала, как выпутаться из ситуации. А потом радостно нашла маленький кусочек из маленького рассказа Чехова “Крыжовник”, который начинался словами “Взгляните на эту жизнь – скотоподобие слабых, грязь невозможная…” – и дальше абсолютно точное перечисление всего того, что мы видим сейчас на улице: про богатых, про власть, про черствость и невежество, про бесправие полное слабых и больных. Будто про нас писал Антон Павлович!
Никаких тезисов я в Кремль не послала, сказала, что никакого выступления у меня не будет, я просто прочту отрывок из рассказа Чехова. И там как-то успокоились и забыли про меня. Но вот подошел день выступления. Все собрались, зал такой красивый и огромный. И меня эти женщины советского типа, которые готовили мероприятие, заталкивают в туалет и требуют: “Прочитайте, пожалуйста, ваше выступление”. И я не стала читать с начала, потому что…
ГОРДЕЕВА: Слукавила.
ХАМАТОВА: Я не хотела их злить… Я прочла самый конец: “Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные”. “А, ну нормально, пойдет”, – кивнули они. И все пошли в зал. Потом я стала читать и увидела эти испуганные лица, которые никогда в своей жизни не забуду. А потом по телевизору сообщили, что в Кремле выступила Хаматова и поздравила всех с праздником. Мне позвонил Юра Шевчук и сказал: “Старуха, как же тебе не стыдно!”
Это было очередное прямое столкновение с тем, что про тебя на всю страну могут рассказать любую неправду. И никогда нельзя рассчитывать на чистую игру.
ГОРДЕЕВА: Однако тебе всё же пришлось продолжить общение с властью. В две тысячи шестом, по инициативе двух великих Галь, Чаликовой и Новичковой, был зарегистрирован фонд “Подари жизнь”. Галя Чаликова, величайший гуманист своего времени, и Галя Новичкова, выдающийся врач, подвижница и менеджер, создавали фонд в широком смысле для того, чтобы помогать детям, страдающим онкологическими и гематологическими заболеваниями. Но была и еще одна, более очевидная цель: строительство клиники. Той самой, которая называется теперь Центр имени Димы Рогачёва. Ты с самого начала понимала, что на твои, как соучредителя, плечи во многом ляжет переговорный процесс? Ведь в те годы из всех людей, так или иначе причастных к созданию фонда, только ты и Дина Корзун были узнаваемы и вхожи в высокие кабинеты.
ХАМАТОВА: Конечно, не понимала. Я тогда вообще мало что понимала про то, как общаться с властью. И даже про то, что у меня, лично у меня, есть такой ресурс. В две тысячи четвертом, ты этого не знаешь, свою первую Госпремию я пришла получать в драной куртке и джинсах. Они от меня шарахались.