Время инверсий

Я готов был поклясться – не будь здесь меня, этот тип сказал бы «Олюсик».

Ольга усмехнулась одной стороной рта.

– А что, собственно, такое это Низведение Цепи?

– Низведение Цепи, – нехотя сказала волшебница, – редко проводящийся обряд. Из группы «кандарпа».

Я чуть было не подавился вторично. Игнат округлил глаза.

– Специфический азиатский обряд. – Ольга разломила вафлю. – Весьма эффективный.

– А почему азиатский? – поинтересовался Игнат. – Разве есть какая-то разница?

– Низведение Цепи может проводить только Светлый над Темным. Или наоборот. В Азии Дозоры допускают такое взаимодействие, у них традиции…

– Да-а, – мечтательно сказал Игнат. – Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как шеф над бесчувственным Завулоном будет Низведение Цепи проводить…

– Пошляк, – сказала Ольга так, словно хотела его этим словом застрелить.

– А что? – обиделся Игнат. – Я ж из соображений квалификации! Может, еще сам кому… помощь окажу… Какому-нибудь хорошенькому вампирчику…

Я встал и дал ему в морду.

Растерянный Игнат еще валился на пол, когда за мной захлопнулась дверь.

– Спасибо, – сказала вслед Ольга, но мне было не до нее.

Спустя три с половиной часа я поднялся и осторожно стукнул в дверь кабинета.

– Входи, – добродушно пригласил Великий Светлый.

Шеф сидел в кресле, сонно моргая, а Завулон разминал ему плечи.

Оплывшие свечи, затушенные, рядком стояли на шефском столе. Зеленая маркерная глина непонятным образом превратилась в порошок, густо усыпавший восточный ковер на полу кабинета. С каждым шагом горсть пыли намертво впечатывалась в коверное плетение; я запнулся.

– Не обращай внимания, – мирно изрек шеф, из-под полуопущенных век глянув, как я мнусь у двери. – Ему все равно сотня лет.

– Бережем казенный инвентарь? – осведомился Завулон, проделав над шеей Пресветлого нечто, заставившее того довольно крякнуть.

– Язвим? – ласково откликнулся Гесер.

* * *

…начальник Дневного Дозора увидел, как падает один из сильнейших магов его команды. И вошел в Сумрак.

– Если там, конечно, был какой-то Сумрак, – уточнил Великий Темный. – Очень светло. Светлее, чем во время ядерных испытаний.

– А ты наблюдал в Сумраке ядерные испытания?

– Я их для этого и устроил однажды…

Гесер обернулся и пристально посмотрел на него. Он явно не знал таких подробностей.

– Если Невидимка Иной, то величайший из великих, – невозмутимо сказал Завулон. – Потому что я его не почувствовал. Совершенно.

– Невидимка не Иной, – ответил Пресветлый. – Я уже почти понял, в чем тут дело… Но надо проверить. Антон, мы оба еще какое-то время будем восстанавливаться. Так что ревоплощать Соню Лагутину придется тебе. Справишься?

– С-соня – это та девушка-волшебница? – слегка заикнувшись, уточнил я.

– Ну не парень же – оборотень, – изумился на меня Темный.

Я кивнул. Опыта ревоплощений у меня, разумеется, не было, но и альтернативы – тоже.

В приемной послышался шум.

– Борис Игнатьевич! – донесся девичий голос.

– Что такое? – Гесер не успел договорить, как в кабинет влетела запыхавшаяся Юлечка.

– Вы извините, что я… – выпалила она. – Аналитики нашли Невидимку!

* * *

– Махешвара? – переспросил подвижник, глянул в небо и улыбнулся. – Воистину, юная женщина, голова твоя полна теней…

Чакрадэви подняла голову, озираясь. Брякнуло на пышных, словно у апсары, грудях Ожерелье Коттравей, самый мощный из ее амулетов. То была низка маленьких черепов, выточенных из слоновой кости и дерева удумбара…

– Колдунья! – вскочил один из учеников, телом подобный быку, но лицом – почти ребенок. Остальные зашумели. – Да она колдунья, Учитель! Изгнать!

Проповедник стремительно обернулся – на миг блеснула кшатрийская выучка, – взглядом обуздал смутьяна.

– Счастливы невраждующие среди враждебных, – неожиданно мягко сказал он. – Полный привязанностей, раздающий именования разве достигает освобождения?

Он не признавал варн. Он удостоил ее беседы, колдунью, дравидку, шудрани с арийским именем Чакрадэви и вторым, сумеречным – Фуаран. Кшатрий царского рода, вероучитель, несущий свет, усадил ее рядом, одарив своей милостью. Над ними раскинул ветви могучий пиппал, священное дерево, которому предстояло вскоре сменить название, запечатлев величие его духа…

– Ты хочешь спрашивать, – сказал он. – Спрашивай.

– Почему не действуют мои чары?

– Если рука не ранена, можно нести яд в руке, – безмятежно ответил вероучитель. – Яд не повредит не имеющему ран. Кто сам не делает зла, не подвержен злу.

– Скажи, подобный льву, ведь это о тебе ходят легенды, – несмело произнесла Чакрадэви, стараясь не поднимать на него глаз, – что при рождении тебе было предсказано две судьбы?

– Вероятно, обо мне.

Она почувствовала, как по ее щеке скользнул непристальный взгляд.

– Ответь, Махешвара, почему ты не избрал долю великого государя, обладающего властью, сияющего победным блеском? Почему надел рясу и отказался от всей красоты мира?

– Да ты умеешь изысканно говорить, о женщина из варны шудр: точь-в-точь ученый брахман.

Чакрадэви вздрогнула и сжалась. Но улыбка его была светла.

– Быть царем? – промолвил вероучитель. – Внушать ужас народам? Может быть, жить вечно?

Он помолчал.