Время и боги: рассказы

При встрече с важной персоной маленький человек обычно полагает, что та не может знать всех подробностей того, с чем хорошо знаком он сам. Подобное заблуждение проистекает из двух источников: во-первых, из веры маленького человека в то, что ему доподлинно известны собственные обстоятельства, а, во-вторых, из ощущения, что важные персоны слишком далеки от обыденной жизни, чтобы быть осведомленными о вещах, знакомых маленькому человеку. А дьявол тем временем стоял и улыбался.

— Чего ты хочешь? — выдавил из себя Бостер.

— Ничего, — ответил дьявол.

— Тогда что привело тебя сюда? — спросил Бостер, почувствовав облегчение, но по-прежнему испытывая некоторую неловкость.

— Чувство признательности, — ответил дьявол.

— За что? — поинтересовался Бостер.

— За «Тоддламс», — ответил дьявол. Так фирма Бостера окрестила его новый продукт для завтрака.

— Ну что ж, — произнес весьма польщенный Бостер, — по-моему, недурная еда.

— Отвратительная, — поправил Сатана. — И я преисполнен благодарности.

— О, — протянул Бостер.

— И вот я, — продолжал Сатана, — пришел предложить тебе все, что пожелаешь… разумеется, в разумных пределах.

— Все что пожелаю? — переспросил, запнувшись, Бостер.

— В разумных пределах, — напомнил дьявол.

Бостер принялся торопливо перебирать возможности, опасаясь, что если его просьба окажется чрезмерной, он не получит вообще ничего или даже хуже. И, руководствуясь этими соображениями, а также чувствуя на себе могучее воздействие весны, он второпях сделал следующий выбор: он хочет сочинить величайшее стихотворение из всех когда-либо написанных. Выражение, появившееся при этом на лице дьявола, Бостер так и не смог истолковать. На самом деле тот хотел сказать, что Бостер попросил слишком много, хотя потом сам Бостер всю жизнь винил себя за то, что попросил такую безделицу. Затем Сатана, кивнув, исчез. Он покинул дом в обличье человека и зашагал вниз по улице.

— Добрый вечер, дорогуша, — обратилась к нему на улице женщина свободной профессии. Ответив ей теми же словами, он вернулся в Ад.

Едва забрезжил свет и защебетали ласточки, как Бостера охватило непреодолимое желание сочинять. Он тут же вскочил с кровати, собрал все свои карандаши, блокноты и писчую бумагу, затем для вящей предосторожности выгреб всю бумагу из комода. И принялся писать. Слова лились легко — это было для него удивительно, — и он быстро занес их на бумагу, всего четырнадцать строк.

Больше он, как ни старался, не смог написать ни строчки. Похоже, он заключил невыгодную сделку. Но позже, когда он встал и оделся, он понял, что ничего не потерял, а кое-что и приобрел, пусть даже сущую безделицу; так что любой, кто хоть немного разбирается в бизнесе (а Бостер полагал, что он-то разбирается прекрасно), не назовет эту сделку невыгодной. Он дважды переписал стихотворение, чтобы оно не потерялось, ибо, вполне доверяя дьяволу, считал, что это лучшие стихи из всех когда-либо написанных, хотя он сам не видел в них большого смысла и чувствовал себя немного оскорбленным тем, что, несмотря на все его усилия, ему не удалось прибавить к ним ни строчки.

Далее следовало решить, что делать со стихами. В его конторе работал старший клерк мистер Биллингс, знавший о спросе и предложении все, что можно было знать; к нему обращались по любым вопросам — иногда даже глава фирмы. И Бостер, дождавшись перерыва на ланч, спросил его, можно ли с ним поговорить, прошелся с ним немного пешком и спросил, что он думает о поэзии.

— Полезная штука, — ответил мистер Биллингс, — если ее верно применить. Коротким стихом можно привлечь внимание людей, которые ни за что не дочитали бы фразу до конца. Но все зависит от партии товара.

— У меня есть короткое стихотворение, — сказал Бостер.

И он его прочел.

Мистер Биллингс разразился слезами.

— Не думай, молодой глупец, — сказал он через некоторое время, — что эта минутная слабость с моей стороны как-то связана с твоим стихотворением. На самом деле я вспомнил свою любимую тетушку. В данный момент я не в трауре, потому что она умерла уже давно, но это не мешает мне думать о ней. Ты ведь не считаешь, что о людях не стоит вспоминать только потому, что они давно умерли?

— Нет, вовсе нет, — ответил Бостер.

— Очень хорошо, — сказал мистер Биллингс, — я все сказал.

И они расстались.