Сам факт получения сдачи оказался собаке в новинку и пополнил его опыт в искусстве шоппинга. Он ринулся к своему «банку» и закопал в него сдачу. А на следующий день выкопал из «банка» полкроны* и опять явился в магазин. На сей раз он приобрел галстук в розово-зеленую полоску, который обошелся ему в шиллинг и шесть пенсов, получил свою сдачу в шиллинг, и при этом еще пуще поднаторел в денежных вопросах. Продавец повязал ему галстук — так аккуратно, словно на банковский праздник самому себе повязывал ярчайший галстук, и пес отправился восвояси, закопал шиллинг в свой «банк», шуганул кролика, который прогуливался слишком близко от «банка», и вернулся на свое местожительство к мистеру Мерченсу.
Несмотря на все эти перемены, он все равно выглядел как обычный пес, над которым кто-то подшутил, ну, или слегка о нем «перезаботился», и пока никто не обращал на него особого внимания. Разумеется, воротничок и галстук у многих вызывали смех, но никого не заставляли серьезно задуматься. А потом он приобрел в магазине игрушек небольшую тросточку. Он углядел ее на витрине, вошел, выполнил свои обычные трюки и купил эту вещицу за шиллинг, — такую маленькую тросточку примерно в полтора фута длиной, и с довольно симпатичным набалдашником. Тим взял ее в зубы и отправился на Хай-стрит при полном параде — в воротничке и галстуке. И вот тут-то люди стали замечать, что здесь что-то неладно.
«А что это за собака такая, — стали все интересоваться, — гуляет сама по себе, с тросточкой, и в таком аккуратненьком воротничке и франтоватом галстуке?»
Дело тут, конечно, не в зависти, это было бы чересчур сильно сказано. О зависти пока речь не шла. Но люди начали спрашивать, а подобает ли псу расхаживать в таком виде и в таком наряде? Он ведь и в самом деле уделял большое внимание своему внешнему виду, в этом не было сомнения, и каждая его покупка соответствовала его стилю. И вот, наконец, в очередной витрине он присмотрел детское пальто, ну или что-то подобное. И он его купил.
Теперь не осталось сомнений, что собака сознательно заботится о своем внешнем виде, шаг за шагом стирая подобающие и незыблемые различия между нами и созданиями безусловно ниже нас. И продавцы во всех магазинах охотно содействовали исполнению его прихотей. Над ним перестали потешаться на улицах, и лишь по вечерам кое-кто неодобрительно шушукался за закрытыми дверями. Одни полагали, что это пустяк, но ведь нормы поведения и составлены из подобных «пустяков». Другие считали, что нормы поведения — это средоточие снобизма, а третьи утверждали, что они-то и есть столпы нашей цивилизации.
С каждый днем претенциозность собачьего стиля становилась все более и более прискорбной, а мистер Мерченс ничего не предпринимал. Его не трогали даже насмешки. «Решат еще, что он член вашего семейства», — сказал ему кто-то. Но даже это не сподвигло мистера Мерчерса ни на какие меры. Казалось, он гордится своим псом. Но однажды произошел инцидент, который довел все до предела.
Как-то раз мистер Слеггер в послеобеденный час разнежился было на солнышке в своем саду, да пришлось ему срочно пойти в свою контору уладить кое-какие дела. Должно быть, посыльный из конторы сообщил, что ему был телефонный звонок, но в этом я не уверен. Мистер Слеггер надел пальто и шляпу, но что важно в данном случае — не надел воротничка. В таком виде он появился на Хай-стрит, где как раз прогуливался Тим. И пес сделал вид, что не признал его.
На деле Тим был хорошо знаком со Слеггером и часто приветственно вилял хвостом в ответ на его неизменное приветствие: «Как делишки, Тим?» Однако на этот раз Тим пробежал мимо Слеггера, как мимо пустого места.
Новость разнеслась по городку со скоростью горящей в овине соломы, люди встречались и обсуждали все это, возникла гипотеза, будто это сам пес оплошал, но гипотеза сия была немедленно опробована и развенчана, поскольку, встретив на улице другого человека без воротничка, Тим повел себя точно так же. Он придерживается подобной линии поведения на всей территории Севеноукса, и не случись все именно на Хай-стрит, никто бы и не заметил, но поскольку это было на Хай-стрит, стало понятно, чем это нам грозит.
Мы у себя в Севеноуксе и во всех его окрестностях абсолютно убеждены, что мы выше всего этого, что нет и не может быть никакого равенства между нами и созданиями нижестоящими, и уж тем более нет и речи о превосходстве какого-либо из этих нижестоящих созданий над любым из нас, будь на нем хоть сотня воротничков, а у нас — лишь немытая шея.