— Нет, конечно, нет, но она единственная, с кем у меня были отношения, такого рода отношения, и я не хочу снова разочаровываться. Брак должен быть таким, как у твоих родителей, и моих. Мари только двадцать или двадцать один, а
— М-да.
— Она, Артур, уже
— Верно.
— Тот, кто женится на Мари… Как бы ты себя чувствовал на его месте?
— Только не я. Спасибо, но мне такого не нужно.
— Правильно. Но подумай о том, что я сейчас тебе рассказал. Я чуть не стал этим самым человеком. Я считал, она ждет, что я на ней женюсь.
— Но она ведь не ждала.
— Мне повезло. Это было чистой воды везение. Но ты знаешь, как на мне отразилась эта история? К тебе это не относится, но посмотри на наших приятелей: интересно, что они знают о женщинах? И еще интересно, заметно ли по мне, что со мной что-то произошло.
— Ну, я знал, что с тобой что-то происходит, о чем ты не хочешь мне рассказывать, но не знаю, заметно ли это было другим.
— Надеюсь, что нет. Мне не нужны приятели повесы. Я таким не доверяю ни в бизнесе, ни в профессиональных делах, ни в личном общении. И не хочу, чтобы меня считали повесой; правда, я, разумеется, и не повеса. Но если наши отношения с Мари отразились у меня на лице, это было бы признаком слабости моего характера. Моя мать говорит, что подобные слабости рано или поздно, но всегда отражаются на лице.
— Я думаю, она права.
— А знаешь, что их дом один из тех немногих, которые моя мать целиком и полностью одобрила? Семья Харрисон. Одна из лучших старейших семей — согласно мнению моей матери.
— Ну так оно и есть.
— Но это говорит о том, что не всегда можно судить о людях по их внешнему виду или по тому, что,
— Ты имеешь в виду жениха и невесту?
— Ну да.
— Да, я так считаю. И надеюсь, когда буду жениться, так оно и будет.
— Но я уже этого теперь ждать от себя не могу. Как ты думаешь, когда я женюсь, мне следует рассказать об этом жене?
— Ну… я бы на твоем месте не стал.
— Я надеялся, что ты именно так и скажешь. Я считаю, что я
— С мысленной оговоркой.
— Да, с мысленной оговоркой. И это будет невинная ложь.
— Если только к тебе в комнату снова не придет какая-нибудь девушка. Тогда это уже не будет невинная ложь.
— Я об этом не подумал. Такое мне и в голову не приходило. Но не думаю, что это может случиться.
— А тебе, Джо, этого хоть немного хотелось бы?
— Ну… мы с тобой никогда друг друга не обманываем. Если бы я обладал могуществом Всевышнего и мог бы с корнем вырвать все, что случилось между мной и Мари… я бы не стал этого делать. Мне кажется, если бы она снова ко мне пришла, я бы перед ней не устоял.
— Значит, ты все-таки ей принадлежал, правда?
— Да, Артур, принадлежал. Я признаю это. И когда я женюсь, мне придется лгать своей жене о Мари. Знаешь, я ведь лгал и себе самому, но тебе я лгать не могу. Странно?
— Ты правдивый человек.
— В конечном счете так лучше.
— Это точно, — сказал Артур.
После этой беседы друзья не заговаривали о Мари почти два года. Они соседствовали в доме своего братства в Университете Пенсильвании. И вот однажды, в конце зимы, Артур вернулся домой после полудня и застал Джо сидящим в кресле все еще в пальто и галошах.
— Что такое, Джо? Что-то случилось?
— Случилось.
— У тебя в семье? С матерью и отцом?
— Нет. С Мари. Я пришел домой. И увидел вот это письмо. Оно от Дейва.
Артур стал читать:
«Дорогой Джо!
Зная о твоей симпатии к Мари и ее симпатии к тебе, я беру на себя печальную обязанность сообщить тебе, что в прошлый четверг она умерла от перитонита, который последовал за брюшнополостной операцией. Ее оперировали в частной больнице в пригороде, и похороны, носившие исключительно частный характер, состоялись в субботу. У нас не было носителей гроба, и мы не приглашали на похороны никого, кроме членов семьи.