Это была грубость, но менее непристойная, чем телефонный звонок, и более того, она знала, что им обоим теперь прекрасно известно, что следующий шаг за ней. Она могла отослать напиток назад, но тогда ей надо было вызвать посыльного и выразить ему свое неудовольствие. Она могла написать Уильямсу записку и попросить доставить ее завтра утром. Но она уже знала, что, несмотря на то что их разговор может быть подслушан, она позвонит и поблагодарит его и они встретятся наедине.
Эдит набрала номер его комнаты. Он взял трубку, и она не стала представляться.
— Спасибо за имбирный эль, — сказала она. — Это было как раз то, что мне требовалось.
— Мне, наверное, не следует говорить это даме, но вы выглядели усталой.
— Я обессилена.
— Я собирался заказать себе обед. А что, если я закажу и вам тоже? Его принесут прямо в номер, и вам не надо будет никуда выходить.
— О, я не настолько обессилена. Мы провели ночь в жарком, душном вагоне, и, должна сказать, Филадельфия…
— Они жарят яичницу прямо тут, на Бродвей-стрит, — сказал он. — Так вы не хотите, чтобы я вам заказал обед? А может, еще немного виски?
— Знаете ли, я вообще-то не пью. А если пью, то одну рюмку, не больше. И то не такой крепкий.
— А как насчет того, чтобы в него добавить крепости?
— Вы предлагаете прийти в мой номер? А вы не думаете, что администрация будет этим недовольна?
— Они не бывают недовольны постоянными клиентами, а вы их постоянная клиентка и я их постоянный клиент. И не забывайте, что я политик. Я могут остаться недоволен
— Хорошо, — сказала она.
Эдит снова надела платье и туфли, и через пару минут Уильямс постучал к ней в дверь и вошел с бутылкой виски, не потрудившись даже спрятать ее под полой пиджака. Она наблюдала, как он молча поставил бутылку на поднос и по-прежнему молча остановился посреди комнаты в двух шагах от того места, где стояла она. Затем он приблизился к ней и обнял ее. Он сжимал ее в объятиях до тех пор, пока она не поцеловала его, и лишь тогда он разжал объятия.
— Самоуверенности вам не занимать, — сказала Эдит.
— У меня не было выбора, — сказал Уильямс. — Если бы мы уселись тут и завели вежливые разговоры, то только вежливостью и занимались и ничего бы друг другу не сказали.
— Мне не кажется, будто мы уже что-то друг другу сказали, — заметила Эдит.
— Мы сказали друг другу больше, чем некоторые говорят за всю свою жизнь. Мужчина и женщина хотят лечь друг с другом в постель.
— Это не так легко. Это не так просто.
— А я говорю: просто. Мне еще в лифте вас захотелось.
— Не смейте так говорить, — сказала она.
— Человек такого не почувствует, если у другого не такие же точно чувства.
— Я о вас даже не думала. Я даже не помню, о чем мы в лифте с вами говорили. О море, кажется.
— Такие разговоры ведутся автоматически. Тут важно, что люди чувствуют. Разве вы не чувствовали?
— Нет.
— Нет, чувствовали, вы что-то чувствовали. Я знаю, что чувствовали, и вы можете поклясться, что это не так, но я-то знаю, что чувствовали.
— Да, я чувствовала, но это не имеет к вам никакого отношения.
— К другому мужчине?
— К себе самой, — сказала Эдит.
— Вы тратите зря свою жизнь и свою молодость, потому что считаете, будто обязаны держаться холодно. У вас был хоть когда-нибудь другой мужчина, кроме вашего мужа?
— Нет.
— Я так и думал. Познать всю сумму человеческого опыта, и все с одним и тем же мужчиной. Только вы ведь так не думаете?
— Наверное, нет, — сказала она.
— Страстная женщина, и до сих пор только с одним мужчиной. Неужто вы никогда не думали, что с другим мужчиной вы другая женщина, а не та женщина, что все время ложится в постель с Джо Чапином? Я ничего против Джо не имею, но он не я. Я — это я, и другой мужчина — это другой мужчина. Я хочу, чтобы вы со мной сейчас получили весь опыт, какой хотите, а потом и с другими мужчинами тоже. У вас должно быть много мужчин.
— Это… давайте-ка сядем.
— Я могу говорить и стоя, а вы садитесь.
— Я сяду, — сказала она и села.
— Я к вам приглядываюсь уже не один год, даже и не знаю, сколько уже времени. Я о вас много думал.
— Как вы могли обо мне думать, когда вы меня почти не видите, — сказала она.
— А вы почти никого не видите, верно? Я имею в виду, по-настоящему. Я прав? Вы ведь шагаете по жизни с прикрытыми глазами, верно?
Эдит кивнула.
— Вполне возможно, — проговорила она.
— Я не такой. Мне все интересно, особенно женщины.
Эдит слабо улыбнулась.
— Значит, не только я, — сказала она.
— Нет, не только вы, но о вас я думаю уже давно и как-то по-особенному. У меня к вам странные желания… мне хотелось разбудить в вас любопытство. Хотя не думаю, что оно в вас сильно дремлет. В вас есть любопытство. В вас есть задатки превосходной любовницы.
— Вы хотите сказать мне, что я стану
— Не совсем. Возможно, это у нас будет всего один раз. Теперь я замолкну, а вы приходите в себя от шока.