Карта у полковника Карпова была весьма замысловатой: ее покрывала густая сетка тончайшей проволоки, все объекты на ней были не только обозначены условными знаками, но еще и электрифицированы. При каждом прикосновении указки загорались крохотные лампочки разных цветов. Суров поначалу критически отнесся к этим хитроумным техническим новшествам, однако позже по достоинству оценил их.
Положение дел Кондратюк знал досконально и лишь изредка посматривал в конспект.
— Очень серьезная обстановка назревает на второй заставе, — докладывал он. — На днях бежал из колонии особо опасный преступник Коровайко. Ведутся розыски. Пока безрезультатные.
— Погоди минуту, — прервал Кондратюка Карпов. — Вам, товарищ Суров, помимо всего прочего поручаю выехать на вторую заставу. Там вы должны лично организовать охрану границы. Если потребуется, усилим заставу людьми и техникой. Участок вам хорошо знаком: вы ведь пять лет командовали этой заставой.
— Шесть.
— Вам и карты в руки. Может быть, и нецелесообразно так использовать вас, однако, думаю, вы поймете меня. Вообще до снега все оперативно важные направления нужно держать под постоянным личным контролем. Подчеркиваю — личным! — Он обернулся к Кондратюку: — продолжайте, Григорий Поликарпович.
Бегло рассказав о положении дел на левофланговых заставах, заместитель начальника штаба довольно подробно доложил итоги службы подразделения, которым командует майор Гаркуша.
И снова Карпов прервал докладчика:
— Гаркуше особенно не доверяйтесь: больно ретив, часто захлебывается от восторга. Глядите в оба. Может подвести. В первую очередь вас. Бравирует смелостью там, где следует проявить осторожность. И высокую бдительность.
— Увлекающаяся натура, — с усмешкой бросил Тимофеев.
— Вот именно. Только неизвестно — куда увлечет, — откликнулся Карпов.
После Кондратюка докладывал Лазарев:
— Подразделения границы и гарнизона обеспечены всем необходимым по зимнему плану. Несколько затянулся капитальный ремонт третьей и еще одной. Планируем в ближайшее время его завершить.
По линии материально-технического снабжения все обстояло нормально и тревоги не вызывало. Карпов слушал не перебивая, и, когда Лазарев, закончив, протянул ему для утверждения список очередников на получение квартир в новом доме, он, прочитав все восемнадцать фамилий, витиевато расписался.
— Хорошо, Пусть будет так, — сказал, возвратив список. — Есть вопросы к полковнику Лазареву?
— Как скоро закончится капитальный ремонт двух застав? — поинтересовался Суров.
— Я докладывал: в ближайшее время.
— И все же когда?
В кабинете воцарилась тишина.
Лазарев нервно закрыл тетрадь для черновых записей.
— Вы же знаете, товарищ полковник, строители заняты на другом объекте. — Он замолчал, хотя чувствовалось, что недосказанное просится у него с языка. — Справятся с заданием — переброшу их на заставы.
Карпов, не поинтересовавшись, удовлетворен ли Суров ответом, спросил, имеются ли у начальника штаба другие вопросы.
— Пока нет.
— У вас, Геннадий Михайлович?
— И у меня нет. — Тимофеев поднялся. — Все неясности уточним в рабочем порядке, — сказал он с улыбкой и тронул Сурова за руку: — Зайдем ко мне, Юрий Васильевич?
— Юрий Васильевич мне еще нужен, — посмотрев на часы, проговорил Карпов. Было девять тридцать. — Остальные свободны, — произнес сухо. — Я вот что хотел вам сказать, Юрий Васильевич, — начал Карпов, едва закрылась дверь. — Только не горячитесь, голубчик мой. Не лезьте поперед батьки в пекло. Человек вы новый, так сказать, В отряде с годами сложились хорошие традиции, поэтому давайте условимся: каждый строго отвечает за свое дело, но только в рамках традиций. Вы меня поняли?
— Нет, не понял.
— Ну, что я вам скажу… Берегите и свой, и чужой авторитет. Это целесообразно во всех смыслах.
Карпов, несколько изменившийся в ходе представления Сурова, снова стал прежним: с неприятными хмыканьями, нотками панибратства.
— Я никогда не пойду против хороших традиций. Подчеркиваю — хороших.