Временно

Однажды вечером комок в моем горле провалился вниз. Я будто бы проглотила его. Мне показалось, что сияющий камень проходит через мое тело, мимо сердца, к самой сути. Я сидела за столом и ничего не делала. Все было в точности, как говорила Анна. Я сдалась, и стабильность наконец поддалась мне. Когда я перестала искать. Какое-то время я была так счастлива, что могла взорваться, как дирижабль. Какое-то время.

А как вы справлялись с неприятностями?

Честно говоря, первое время я ничего не замечала. Все старели. Все умирали. Когда все умерли, я все еще была жива. А затем появилась мысль — точно новый комок, только теперь где-то в районе затылка. Я коснулась его и почувствовала боль. Я всегда думала, что стабильность означает быть как все. Но на самом деле она означает нечто совершенно другое. Она означает постоянство. Настоящее, вечное постоянство. Если я заболевала, то тут же поправлялась. Если резала палец — видела, как кожа мгновенно затягивается.

В своем кожаном ежедневнике вы регулярно упоминаете, что чувствуете себя ископаемым. Можете пояснить это?

Я хочу сказать, что я буквально — ископаемое. Я горная порода, сохранившая отпечатки многих предметов, многих созданий, многих эпох. Я ходячее воспоминание. Когда улицы города наконец заполнились водой, когда вода продолжила подниматься, иногда я садилась в лодку и выплывала через верхние этажи корпоративной парковки. Я искала Анну и других постоянных, вроде меня. То, что я нашла, не было Анной, не было вообще никем. А потом я повернула назад, обратно к вершине здания Одной Очень Большой Компании, единственной части города, оставшейся на поверхности. Поразительно, что солнце продолжает садиться и что я продолжаю существовать.

Вы сами записываете вопросы в этом заключительном интервью?

Да.

Вы чувствовали себя подготовленной к встречам со смертью?

Эти встречи не становились проще, но со временем я научилась удерживать немного смерти в себе самой. Когда умер мой самый любимый парень, я была не глубже шкафа. Места для горя не осталось. Когда вымерли коровы, я, наверное, была глубиной с подвал. Когда исчезла человеческая раса, я стала глубока, как море.

Последняя Временная жила на последнем этаже самого высокого небоскреба посреди пустого, затопленного города. Каждое утро она плыла на лодке по Канальной улице, ставшей настоящим каналом, проносясь над проспектами — больше никаких часов пик, никаких пробок. Над каркасами жилых домов и вокруг них она искала признаки жизни.

Последняя Временная не была временной. Она всегда была здесь, постоянная, на страже, замещающая все, что исчезло. Боги давно забросили дела, но Последняя Временная осталась — остатком мира, напоминанием о недоделанной работе. Была работа человечества выполнена хорошо или нет — не ей судить. Она была свидетельницей жестокого рассозда-ния земли, расстроения заданий, разделания людей, распутывания лабиринтов, раскрытия домов, разложенных в плоскости, точно бумажные журавлики, узлы на дне океана, размотанные длинные канаты, тонкие прямые линии, тянущиеся на мили и мили туда, где раньше находились запутанные, закрученные признаки жизни.

«Всегда есть возможность довезти кого-то до берега, — думала Последняя Временная, — кого-то вроде меня».