Времени нет

Выйдет ли — Эдем не знал, зато был уверен, что не будет терзаться сомнениями по поводу этической стороны вопроса. Совсем недавно он согласился обменять свободу виновного на выздоровление невиновных — отдал шестерых путников Скилли, чтобы спасти корабль. По сравнению с таким это дело казалось невинной затеей.

Но ведь был еще один путь.

— Я хочу рассказать об этом людям, — сказал Эдем Наталье Владимировне.

Преподавательница напряглась.

— Думаете, это нужно?

— Чтобы сохранить его голос, не обязательно оставлять прежнее название станции. Пусть Петровку переименуют, но только ее название и перечитают. Голос Николая и дальше будет звучать на остальных станциях метро, а пассажиры будут знать его историю. И как знать, может, эта история переживет нас обоих.

Наталья Владимировна кивнула.

— В конце концов он был актером, — сказала она.

Официальную страницу президента в социальных сетях заполняла пресс-служба, но доступ к ней был и на телефоне президента. Он мог сам выйти в прямой эфир и рассказать эту историю подписчикам.

И президент сделал то, что и должен был сделать благодарный ученик: накрыл ладонь Натальи Владимировны своей.

— Нам нужно выйти наверх, здесь плохой интернет, — сказал он.

4.10

Через час, возвращаясь со встречи с Леонидом Мостовым, Эдем хлопнул водителя по плечу и велел сменить маршрут. Вместо Администрации президента вереница машин двинулась на Подол.

Рука нащупала в кармане пиджака что-то квадратное, и Эдем вспомнил, что носит с собой обломок зеркала. Он поднял перегородку между собой и водителем.

— Саатчи, — позвал. — Саатчи, явись хотя бы на минуту.

Но в зеркале он видел только седого мужчину с впалыми щеками.

Эдем провел Наталью Владимировну домой, из-за чего опоздал к антикоррупционному прокурору, но объяснять причину задержки ему не пришлось. Зайдя в ресторан и пережив в первые секунды спазм желудка от тамошних ароматов, он увидел, что Леонид Мостовой обмакивает кусок лепешки в блюдце с хумусом и читает на экране телефона трогательную историю о матери и сыне, изложенной президентом. Они договорились встретиться в ресторанчике под названием Мусафир: здесь можно было не только открыть для себя блюда крымскотатарской кухни, но и забронировать скрытую от посторонних глаз комнату. Выходить отсюда им тоже придется раздельно.

Мостовой закончил с любезностями первым, когда они взялись за пачку — жирный суп из бараньей головы и ножек. И заговорил прокурор не о своем назначении, а о судьбе своего друга — министра обороны Тимофея Ридчука. Выливая в суп мисочку с чесноком и уксусом, Мостовой рассказал, как Ридчук однажды отвлек на себя огонь врага, чтобы дать возможность вытащить раненых в безопасное место. Эдем знал эту историю и знал, что Мостовой замолчал немаловажную деталь: одним из этих раненых бойцов был он сам.

По мостовой застучала машина, но выбить из Эдема дурные мысли она не могла.

На второе они заказали янтики, потому что Эдем заверил Мостового, что это лучшее изобретение человечества с тех пор, как придумали соединить фарш с тестом. Мостовой надкусил янтик по центру и согласился. А потом пошел в атаку, которой Эдем от него не ожидал, — и была эта кавалерийская атака.

Желание президента в конце своей каденции официально утвердить антикоррупционного прокурора, лишив его позорной приставки «и.о.», Мостовой не считал проявлением доброй воли. По его мнению, таким образом глава государства, теряя власть, надеялся в дальнейшем избежать преследования Антикоррупционной прокуратуры. И эти надежды напрасны.

Это можно было предположить, невозможно было предусмотреть другое: Мостовой заявил, что он сам не готов продолжать свою деятельность, если президент не обновит кадровый состав судей, — мол, какой смысл ловить коррупционера, если он потом сговорится с судьей. Это было так же нагло, если бы утопленник остановил спасателя с кругом требованием сначала подготовить ему сухую одежду и горячий чай, а уже потом вытаскивать его из воды.

«Сейчас по стране вакантные должности восемьдесят трех судей, чтобы их заполнить, достаточно вашего указа, — сказал Мостовой. — Несколько месяцев комиссия из представителей Антикоррупционной прокуратуры, правозащитных организаций и рекомендованных нашими зарубежными партнерами независимых экспертов подбирала на эти должности достойные кандидатуры. Оставьте после себя хорошее наследство — восемьдесят трех честных судей».

И прокурор протянул президенту бумажку с фамилиями.

Эдем его взял — слишком уж ему было интересно. Работа комиссии не была тайной, а вот ее итоги не сообщалось. Мостовой принялся объяснять, но Эдем и так понял, что прокурор не лжет — некоторых юристов из списка он знал, и все они были достойными людьми. Все кроме одного.

Эдем споткнулся о свое имя, и в ушах забили литавры. Почему комиссия решила, что из него вышел бы хороший судья. Это из Эдема, юриста-неудачника, которому не удалось в жизни выиграть ни одного громкого процесса? Как они вообще о нем узнали?