Времена цвергов

– Заберу, – подтвердил Верриберд.

– Ты этого не сделаешь! – раздался звонкий голос. Одна из замужних скинула покрывало, и Верриберд узнал Сегебенну. Несколько лет он был ее наставником, пока ей не пришла пора искать себе наставницу, и он знал, что Сегебенна ушла в пещеры, но даже предположить бы не мог, что белая альва способна выступить против своего учителя.

– Сегебенна, ты… – начал было Верриберд.

– Я Абрура, – перебила она.

– Ты поменяла имя, а вместе с именем свою суть? – спросил белый альв.

– Я вернула свою истинную суть, – ответила она. – Мой сын хочет, чтобы девочка жила с нами. Это – главное.

– Девочку нужно вернуть людям, – возразил Верриберд. – Ей не место в пещерах.

– Но альвриги так решили!

Верриберд повернулся к седобородому.

– Я не понимаю, – сказал он. – У вас принято, чтобы матери так служили детям? У нас, белых, нет.

– И у нас – нет, – ответил седобородый. – Они пользуются тем, что отцы детей ушли вниз, за рудой.

Верриберд посмотрел на Сегебенну. Насчет сути он не был уверен, но вид, привычный ему вид белой альвы, она изменила: остригла белоснежные волосы, охватила голову повязкой из полосатой ткани, и руки ее, когда-то полупрозрачные, были черны от возни с очагом и с горшками. И лицо изменилось – белые альвы считали неприличным выражение злости и упрямства, они чаще всего позволяли себе легкую полуулыбку, а Сегебенна скалилась почти по-звериному.

И в ее лице Верриберд увидел нечто, для белого альва невообразимое, – гордость. Она гордилась сыном, который, как Верриберд сообразил, был старшим среди этих непонятных альвригов. Ведь Сегебенна первой ушла жить в пещеры…

Что тут можно сделать – он не знал.

Детишки темных альвов, сидевшие в дальних уголках большой пещеры и за пестрыми занавесками, не выдержали – стали понемногу приближаться к общему костру. Любопытство было сильнее привычки подчиняться старшим.

Снизу донесся пронзительный визг.

– Наш так вопить не может, – сказал седобородый. – Это девочка.

Вскоре из лаза в дальнем углу пещеры появились трое посланных. Один тащил за руку вопящее человеческое дитя. На взгляд Верриберда, девочка могла бы быть дочерью женщины от белого альва; такое случалось, хотя и очень редко; сам он этих детей не видывал, а только слыхал, что где-то за хребтом вроде бы много лет назад такое чудо появилось. У нее были золотые курчавые волосы, торчащие во все стороны из-под меховой шапочки. И она изворачивалась, стараясь укусить за руку темного альва, который не выпускал ее крошечной белой ручки. Лет ей было около четырех, а может, и пять.

Другие двое пинками гнали перед собой тех, кого Верриберд уже мысленно называл альвригами.

Это были дети, больше похожие на белых альвов.

Они не унаследовали смуглой кожи отцов, но и светлой кожи матерей – тоже. Их лица и руки были цвета тусклого серебра. Коротко остриженные волосы – немногим темнее. Глаза – глубоко посаженные, что и среди белых, и среди темных иногда попадалось. А вот губы… Губы то и дело вздергивались вверх, обнажая острые зубы, что удивительно – с довольно длинными клыками.

Оказавшись у костра, они сбились в кучку, а девочка внезапно замолчала.

– Нет у вас стыда и совести, – сказал альвригам седобородый. – Потом мы придумаем, как вас наказать. Реррер, отдай девочку белому.

– Нет, нет, не хочу, не пойду, не хочу, не хочу! – завопила девочка.

– Чего ты хочешь? – подсказал ей один из альвригов, с виду старший; скорее всего, дитя Сегебенны.

– Хочу с тобой! Хочу с вами! Хочу их всех убить!

Это было уж вовсе неожиданно.

– Убить их, убить! – твердила девочка, топая ногами.

– Это больное дитя, – тихо сказал старший темных альвов. – Надо скорее вернуть родителям…

Верриберд молча смотрел на детей. И он увидел, как губы альвригов почернели, а вокруг них заплясали острые язычки серого со стальным блеском пламени.

Пламя у рта было ему знакомо – он видел такое, навещая совсем старого белого альва. Но там язычки светились бледно-розовым и голубым. И было это, когда альв, запрокинув голову, глядел на солнце и беззвучно бормотал слова благословения.

Всего мгновение промедлил Верриберд. Нужно было закричать, чтобы взрослые темные альвы растащили в стороны сомкнувшихся в ряд мальчишек, чтобы заткнули им рты. Ведь они не видели стального пламени – а Верриберд видел!

Всего мгновение молчания…

И тут альвриги запели.

Их лица так исказились, что старшие отшатнулись – им было страшно подойти.

Верриберд разбирал отдельные слова, улавливая не столько созвучия, сколько вложенную в них силу, и с ужасом понял: альвриги творят заклинание власти. Кто их научил – белый альв не знал; он видел, что старшие темных альвов не понимают, что происходит.

Видимо, проснулось не только слово «альвриги», но и кое-что более опасное.

– Замолчите! – крикнул Верриберд. – Урар, Браммар, надо, чтобы они замолчали!

Не приученное к крику горло не выдержало – Верриберд вдруг лишился голоса.

Зато закричали те, кто сидел в нишах за пестрыми занавесками. Матери выскакивали, не позаботившись о покрывалах, выносили детей и даже не возвращались за имуществом.