Врата. За синим горизонтом событий

Зигфрид, в своем воплощении плюшевого мишки, теплый и ожидающий, покоится в моих объятиях. Приятное ощущение. На самом же деле его здесь нет. Его вообще нигде нет, только в центральном банке информации где-то в Вашингтоне, где хранится память больших машин. Передо мной лишь его терминал в купальном костюме.

– Что еще, Робби?

– Больше ничего. Разве что мои ощущения. У меня такое чувство… в общем, я чувствую, будто бью ногами Клару по голове, чтобы не дать ей выйти. Как будто боюсь, что на меня обрушится остальная часть туннеля.

– Что значит «чувствую», Боб?

– Только то, что я сказал. Это не часть сна. Просто я так чувствую… не знаю.

Зигфрид ждет, потом пытается подойти к этому с другой стороны:

– Боб, вы знаете, что сейчас сказали не Сильвия, а Клара?

– В самом деле? – удивляюсь я. – Забавно. Интересно почему?

Он снова ненадолго замолкает и, не дождавшись продолжения, спрашивает:

– И что случилось потом, Боб?

– Потом я проснулся. – Я поворачиваюсь на спину и долго смотрю в потолок, который выложен плиткой с изображениями блестящих пятиконечных звезд. – Вот и все, – спокойно произношу я и затем добавляю скучным, будничным тоном: – Зигфрид, я думаю, к чему меня все это приведет.

– Не уверен, смогу ли я ответить на этот вопрос, Роб.

– Если бы ты мог, я бы тебя заставил ответить, – говорю я. У меня по-прежнему с собой листок бумаги, который мне вручила С.Я. Он дает мне ощущение безопасности.

– Я думаю, что это обязательно к чему-нибудь приведет. Я хочу сказать, что есть в вашем мозгу нечто такое, к чему вы не хотите возвращаться. Именно с этими неприятными вещами и связан ваш сон.

– С Сильвией? Ради бога! Это ведь было много лет назад!

– Но ведь это не важно.

– Дерьмо! Ты мне надоел, Зигфрид. На самом деле бесконечно надоел. – Тут я задумываюсь. – Слушай, я сержусь. Что бы это значило?

– А как вы думаете, что это значит, Робби?

– Если бы я знал, я бы тебя не спрашивал. Может, пытаюсь увильнуть от темы? Сержусь, потому что ты подходишь близко к чему-то такому, о чем я и сам не желаю вспоминать.

– Пожалуйста, Роб, не думайте о процессе. Просто скажите, что вы чувствуете.

– Я чувствую вину, – отвечаю я, не отдавая себе отчета в том, что говорю.

– Вину перед кем?

– Перед… Не знаю. – Я поднимаю руку, чтобы взглянуть на часы. Очень многое может произойти за двадцать минут, и я перестаю думать о том, от чего хочу избавиться. Я играю сегодня днем и вполне могу дойти до финала, если сумею сохранить сосредоточенность.

– Мне сегодня придется уйти раньше, Зигфрид.

– Вину перед кем, Боб?

– Не помню. – Я глажу шею махровой куклы и смеюсь. – Очень приятно, Зигфрид, хотя пока непривычно.

– Вину перед кем, Роб?

И тут я срываюсь на крик:

– Вину за то, что убил ее!

– Во сне?

– Нет! На самом деле. Дважды.

Я знаю, что дышу тяжело, и сенсоры Зигфрида это регистрируют. Я бесплодно пытаюсь справиться с собой, чтобы у него не появилось каких-нибудь сумасшедших идей. Мысленно я перебираю все сказанное только что.

– На самом деле я не убивал Сильвию, – устало произношу я. – Но я устал! – Правда, я бросился на нее с ножом!

– В истории вашей болезни сказано, что во время ссоры с подругой у вас в руке был нож, – успокаивающим тоном говорит Зигфрид. – Но там не говорится, что вы на нее бросились.

– А какого же дьявола меня тогда увезли? Просто повезло, что я не перерезал ей горло.

– Вы на самом деле пустили в ход нож?

– Пустил в ход? Нет. Я был слишком сердит. Швырнул ее на пол и начал бить.

– Если бы вы на самом деле хотели ее убить, вы бы пустили в ход нож?

– Ах! – воскликнул я и снова зарылся лицом в куклу. – Хотел бы я, чтобы ты там был, когда это случилось, Зигфрид. Может, ты уговорил бы их, и меня бы отпустили.

Сеанс идет отвратительно. Я давно понял, что, рассказывая Зигфриду свои сны, совершаю ошибку. Он со всех сторон их обсасывает и дает им самые идиотские интерпретации. Презрительно глядя на придуманную Зигфридом обстановку, я решаюсь сказать это ему прямо.

– Зигфрид, – начинаю я, – как компьютер ты, конечно, хороший парень, и я наслаждаюсь нашими интеллектуальными беседами. Но я думаю, а не исчерпали ли мы все возможности. Ты шевелишь старую боль без необходимости, и я откровенно не понимаю, почему позволяю тебе делать это.

– Ваши сны полны боли, Боб.

– Так пусть моя боль остается в моих снах. Я не хочу возвращаться к тому вздору, которым меня пичкали в институте. Может, я и правда хотел переспать со своей матерью. Может, ненавидел отца за то, что он умер и покинул меня. Ну и что?

– Я знаю, это риторический вопрос, Боб, но чтобы справиться с такими вещами, их нужно извлечь на поверхность.

– Для чего? Чтобы мне стало еще больнее?

– Чтобы внутренняя боль вышла наружу и вы могли справиться с ней.

Из дыр, в которых спрятались хичи,
Из звездных пещер,
Сквозь туннели, которые они прорубили,
Залечивая нанесенные ими шрамы,
Мы идем!
Маленькие заблудившиеся хичи, мы вас ищем.