Врата судьбы

– Так вы вот это имеете в виду?

Таппенс подтвердила, что именно это.

– Кэй-Кэй, – сказал Исаак.

Таппенс посмотрела на него. Эти две буквы алфавита, КК, ничего для нее не значили.

– Что вы сказали?

– Кэй-Кэй. Именно так это называли во времена старушки Лотти Джонс.

– Ах, вот как… А почему?

– Не знаю. Это было… наверное, это было название, которое они приберегали для подобных мест. Оно всегда было маленьким. В домах побольше обычно всегда есть нормальная оранжерея. В которой, знаете ли, растут папоротники в горшках.

– Правильно, – согласилась Таппенс, легко вспомнив подобные вещи из своего детства.

– Вот тогда это можно назвать зимним садом. А вот это старая миссис Лотти Джонс называла обычно Кэй-Кэй.

– А в ней были папоротники?

– Нет, это строение никогда не использовали как теплицу. В основном дети хранили в ней свои игрушки. Говоря об игрушках, я думаю, что они все еще там, если, конечно, их никто не вытащил. Видите – строение разваливается. Они только слегка подперли его с боков и немного подлатали крышу, но я не думаю, что его можно использовать. Обычно в него складывали сломанные игрушки, мебель и всякое такое. Вон, видите, там видна лошадь-качалка и Любимая в самом дальнем углу.

– А мы сможем попасть туда? – спросила Таппенс, стараясь выбрать кусочек окна почище. – Там, наверное, есть масса любопытных вещей.

– Вообще-то должен быть ключ, – заметил Исаак. – Он должен висеть на том же месте.

– А где это «то же место»?

– За углом должен быть сарай.

Они обогнули дом. Сооружение с трудом можно было назвать сараем. Исаак распахнул дверь, отодвинул в сторону остатки веток, отбросил несколько гнилых яблок и, приподняв старый коврик, висевший на стене, показал Таппенс три или четыре ржавых ключа, висевших на гвозде.

– Это ключи Линдопа, – пояснил он. – Он был здесь предпоследним садовником. Вообще-то он был корзинщиком на покое, ни на что путное не годился… Если вы хотите заглянуть в Кэй-Кэй…

– Ну конечно, – с надеждой произнесла Таппенс. – А как это пишется?

– Как пишется – что?

– Я имею в виду КК[25]. Это что, просто две буквы?

– Нет, мне кажется, что это что-то другое. Всегда думал, что это два иностранных слова. Мне кажется, что я помню К-Э-Й, а потом еще одно К-Э-Й, Кэй-Кэй – почти как Кей-Кей. Так они это произносили. Мне кажется, что это что-то японское.

– Ах, вот как, – сказала Таппенс. – А здесь когда-нибудь жили японцы?

– Никогда в жизни. Нет. Здесь вообще не было иностранцев.

Небольшое количество масла, появившегося в руках Исаака, произвело блестящий эффект на самый ржавый из ключей, который, после того как его вставили в скважину, повернулся и позволил открыть дверь. Таппенс и ее гид вошли внутрь.

– Ну вот, смотрите. – Казалось, что Исаак не испытывал никакой гордости от того, что располагалось внутри. – Ничего, кроме хлама, верно?

– Какая милая лошадка, – сказала Таппенс.

– Это Макилд, – сказал Исаак.

– Мак – илд? – с сомнением переспросила Таппенс.

– Ну да. Это какое-то женское имя. Она была какой-то королевой. Кто-то говорил мне, что так звали жену Вильгельма Завоевателя[26], но я думаю, что это была шутка. Лошадка из Америки. Один из крестных привез для кого-то из детей.

– Для кого-то?..

– Ну да, для кого-то из детей Бессингтонов. Они жили здесь еще раньше. Не знаю… По мне, так она немного испачкалась.

Даже в этом почтенном возрасте Матильда выглядела совсем неплохо. По длине она почти не отличалась от любой настоящей живой лошади. От ее когда-то роскошной гривы осталось всего несколько волосков. Одно ухо было отломано. Когда-то оно было серым. Расстояние между передними ногами лошади расширялось перед корпусом, а между задними – позади него. Хвост был еле виден.

– Она не похожа ни на одну лошадь-качалку, которую я видела в своей жизни, – заинтересованно произнесла Таппенс.

– Верно, правда? – согласился Исаак. – Они все поднимаются и опускаются – вверх-вниз, вверх-вниз, от головы к хвосту. А эта – она, как бы это сказать, скачет вперед. Сначала двигаются передние ноги, потом задние. Получается очень здорово. Сейчас попробую забраться на нее и показать…

– Осторожнее, – попросила Таппенс. – Там могут быть… могут быть гвозди или что-то еще, что может в вас впиться. Или вы упадете.

– Да ладно. Я уже катался на Матильде – было это лет пять или шесть назад, но я все помню. Она все еще довольно крепкая. Даже не собирается разваливаться.

И неожиданным, каким-то акробатическим движением, он взлетел на Матильду. Лошадь прыгнула вперед, а потом назад.

– Видите, еще работает.

– Действительно работает, – согласилась Таппенс.

– Она им, то есть детям, знаете ли, очень нравилась. Мисс Дженни скакала на ней каждый день.

– А кто такая эта мисс Дженни?

– Ну как же, она была самая старшая. Это ее крестный прислал лошадку. И Любимую тоже, – добавил старик.

Таппенс вопросительно посмотрела на него. Это слово никак не подходило для описания чего-либо, что сейчас находилось в Кэй-Кэй.