Александр Афанасьев
Врата скорби (Часть 3)
(Врата скорби — 3)
Вам…
может быть одна
из падающих звезд,
Может быть
для вас
прочь от этих слез,
От жизни над землей
принесет наш поцелуй
домой
И
может на крови
вырастет тот дом,
Чистый для любви…
Может быть потом
Наших падших душ
не коснется больше
зло…
Мне страшно никогда так не будет уже,
Я — раненное сердце на рваной душе.
Изломанная жизнь — бесполезный сюжет.
Я так хочу забыть свою смерть в парандже.
Лишь
солнце да песок
жгут нам сапоги,
За короткий срок
мы смогли найти
Тысячи дорог
сложенных с могил
нам с них не сойти…
И
может быть кому
не дадим своей руки,
Может потому,
что у нас внутри
Все осколки льда
не растопит ни одна
звезда…
Бремя Империи — 7
Часть 3
Порт Саид
19июня 1941 г.
Флота капитан — лейтенант Белкин — по национальности еврей. Хотя, если так разобраться — скверный он еврей. Жрет некошерное, а водку — только так хлещет. В его личном деле записано: «Флота капитан-лейтенант Абрам Белкин лучший офицер, которого я только видел в море, но, несомненно, худший в порту». Подпись была заверена личной печатью капитана первого ранга Эбергарта, сына адмирала Эбергарта, командовавшего на тот момент крейсером Громобой. С тем — тогда еще не капитан-лейтенант, а просто лейтенант Белкин и прибыл на остров Змеиный, на котором таких же отморозков было — пруд пруди. С тем же — через семь лет, флота капитан — лейтенант Белкин прибыл — уже в должности командира спецотряда — в порт Хефа, свободный порт на Средиземном море, где в первый же день устроил пьяную драку с колонистами из немецкого Мошавы Германит. Драка — закончилась перестрелкой, в которой никто не пострадал… наверное. По крайней мере, русские моряки точно не пострадали. Все закончилось облавой по всему порту, в ходе которой кого-то поймали, а кого-то нет. На следующий день — пришедший в себя после семи чашек крепкого, горького бедуинского кофе и получаса матерного ора в кабинете капитан рейда, флота капитана первого ранга Бучницкого — капитан-лейтенант Белкин прибыл в полицейский участок высвобождать своих с соответствующей бумагой от военных властей. Попавшихся было четверо, и каждому, на глазах у изумленной полицейской публики капитан-лейтенант Белкин с размаху врезал по морде. Не за то, что натворили, а за то, что попались. Заповедь любого моряка из подводных диверсионных сил флота, первая и она же последняя — «Не попадайся».
Но все это было несколько дней назад, а сегодня…
Темный отсек средней океанской подлодки Щ-239 — мерцает зловеще-красным светом плафона, больше никакого освещения нет. Подводная лодка пахнет тем, чем она должна и пахнуть — мочой, затхлой водой, потом, несвежей пищей, металлом. Поскрипывает время от времени корпус — это с учетом того, что они совсем на небольшой глубине идут, что будет, когда они на расчетную погрузятся? Узкие, тесные отсеки, в которых за что-нибудь, да запинаешься. Команда, которой совсем не по нраву присутствие на борту чужаков, да еще таких. Не раз сходились в драках и в Севастополе, и в Константинополе, и в Одессе: ПДС — практически единственная часть на флоте, откуда не отчисляют за дисциплинарные нарушения, а выговоров, отсидок на губе, даже и порок[1] на каждом — как блох на собаке. Однако приказ есть приказ, и если приказано вывезти этих отморозков в море — будет сделано. Отморозки тоже ведут себя тихо… понимают, где можно бузотерить, а где нельзя. В подразделении — поддерживалась невидимая для других, но жесточайшая дисциплина — и если бы кто, к примеру, пропустил хоть каплю вчера — его избили бы свои же. Потому как все понимаются: идут по самому краю. Любое их задание — может стать последним, в каждом — они ставят на кон свои жизни — свою и других бойцов группы. Поэтому, за три — пять дней до выхода — устанавливается железный закон: ни капли спиртного, никаких драк, только уход за оружием, изучение карт жесточайшие тренировки…