«Господа» тем временем решили устроить небольшой перекур и, устроившись на котомках, негромко переговаривались. По рукам ходила литровая армейская фляжка, судя по раскрасневшимся лицам побирушек, наполненная отнюдь не водой.
— Давай, — кивнул эльф.
Мы обменялись понимающими взглядами и направились к месту привала попрошаек. Нас встретили настороженно. Фляжка тут же исчезла.
— Привет, мужики, — поздоровался я.
— Чего нужно? — спросил один из попрошаек, набычив голову. — Идите с миром. Мы нищие, у нас ничего нет.
— Не бойтесь, не обижу. — Я продемонстрировал широкую улыбку. — Задам пару вопросов и все.
— Шел бы отсюда, — досадливо нахмурив лоб, предложил нищий. — Любопытные и слишком разговорчивые в Трущобах долго не живут.
Его товарищи согласно закивали.
Я выложил на ладонь горстку медяков. Глаза побирушек алчно засияли, нищие подвинулись ближе. В другом районе столицы это не деньги, а так, мелочевка на карманные расходы, но для Трущоб выложенная сумма тянула на хорошее состояние.
— Я задам вам один ма-а-аленький вопрос, — я нарочно растянул слово «маленький», — и если получу правильный ответ, деньги перейдут к вам. Договорились?
— Еще как! — воскликнул разговорчивый побирушка, облизывая сухие губы. Его распирало от жадности. — Не томи, спрашивай.
— Нет ли поблизости чужаков?
— Здесь много разного народа живет, — хмуро произнес нищий. — Всех ведь не упомнишь. Но вас двоих, головой ручаюсь, впервые вижу.
— Отец, не о нас речь, — грубо перебил Лигрель. — Появлялись ли за последние день или два новички, подозрительные типы? Они должны остановиться где-то поблизости.
— Кажется, я знаю, кто нужен, — пробурчал дотоле молчавший нищий с бельмом на глазу. — Живут тут неподалеку, через два дома, пятеро, среди них баба. А вчерась к ним еще один гость пожаловал. Наши бы их с удовольствием пощекотали, да приказ даден: ни в коем разе не трогать.
— Кем даден? — спросил Лигрель.
— Э, мил человек, о таких вещах здесь говорить не принято. Большой человек приказал. Кто знает, тот поймет. Тут его все слушаются, — пояснил нищий.
— Значит, через два дома, — прервал я. — Покажете где?
— Гони еще медяк, покажу, — вызвался он.
— Получай. — Я высыпал в приготовленную горсть деньги. Сменив хозяина, они жалобно звякнули, будто сетуя на жизнь.
Нищий тщательно пересчитал мелочь, потом раздал улов между остальными попрошайками, отсыпав, правда, львиную долю себе в карман.
— Только будьте осторожней, — предупредил он. — Там люди сурьезные, шутковать не будут. Чиркнут ножом по шее, и голова в кустах окажется.
— Мы тоже не лыком шиты, — откликнулся я. — Веди!
Нищий, покряхтывая, привстал с котомки и побрел неторопливыми шажками. Мы дышали ему в затылок. Сердце тревожно заныло. Я вроде бы не склонен к авантюризму, однако сейчас добровольно лез головой в петлю. Скажи об этом кто раньше — рассмеялся бы прямо в лицо, честное слово! Наверное, виной всему моя ответственность. Я с ранних лет привык взваливать на себя кучу обязанностей, это даже выработалось в дурацкую привычку. Впрочем, чего зря сетовать. Сделанного не воротишь. Раз вызвался спасать мир, не жалуйся — никто за язык не тянул, не упрашивал, награды не обещал.
В голову лезла разная ерунда. Вспоминалось детство, проведенное почти на таких же полуразрушенных улицах, но даже в самый лютый мороз они казались гораздо теплее стен сиротского приюта, в который меня определили практически сразу после рождения. Редкий день обходился без того, чтобы кто-то из детей не получил порцию розог или не провел несколько часов, стоя коленями на сухом горохе. С тех пор я возненавидел казенные костюмчики серо-мышиного цвета, полные издевки глаза воспитателей, срывавших на нас плохое настроение, и баланду, похожую на тюремную похлебку, разве что порой в ней по большим праздникам плавали маленькие кусочки мяса.
Попрошайка остановился. Впалые щеки болезненно задергались.
— Вот дом, про который я рассказывал. — Он с опаской, словно боялся, что его заметят, указал на ветхое двухэтажное строение с относительно целой черепичной крышей и следами отвалившейся штукатурки на стенах. — Ищите там. Если что, вы меня не видели и я вам ничего не говорил, — торопливо пробормотал нищий.
— Спасибо, можешь идти, — сказал я.
— Прощевайте, — откланялся нищий.
Дом был обжитой. В нем кто-то находился несколько дней — чувствовалось сразу. Обитатели готовили еду, о чем явственно говорил запах, шедший из второго окна справа на первом этаже. Оно не было заколочено или заставлено досками. Очевидно, использовалось и в качестве запасного выхода. Однако тех, кто за ним находился, не видно — мешала грязная дерюжка, использованная вместо занавески.
Мы стремительно перебежали перекресток и встали спиной к стене. Я вслушался в разговор за окном. Говорили двое, причем на эльфийском. Один явно с нетипичным для эльфов пылом пытался что-то втолковать собеседнику. Я могу перекинуться на эльфийском парой фраз, но беглая речь мне, увы, не по зубам, поэтому пришлось уступить место Лигрелю.