Враг Рима

Он ничуть не удивился, когда впереди него, преградив ему путь, появились и остальные разбойники. Сжав в руке кинжал — единственное оружие, имевшееся у него, — Ганнон приготовился подороже продать свою жизнь. Но всадники приблизились, и его сердце подпрыгнуло от радости. Он не видел нумидийских кавалеристов с тех пор, как покинул Карфаген, но ошибиться было невозможно. Какие еще конные воины ездили на лошадях без седел, поводьев и стремян? Или носили открытые по бокам туники, даже зимой?

Он едва успел открыть рот, чтобы поприветствовать нумидийцев, когда в его направлении полетела следующая порция дротиков. Два едва не попали в него. Ганнон быстро вскинул руки вверх, ладонями вперед.

— Стойте! Я карфагенянин! — закричал он на родном языке. — Я карфагенянин!

Его крики ничего не изменили. Снова полетели дротики, и один попал мулу в круп. Взбрыкнув от боли, животное сбросило юношу. От удара о жесткую землю у него сбилось дыхание. Едва видел, как мул, сильно хромая, поскакал прочь. В мгновение ока его окружили ухмыляющиеся нумидийцы. Трое спрыгнули с коней и подошли, держа наготове оружие. «Какая глупая смерть, — с горечью подумал Ганнон. — Погибнуть от рук своих, просто из-за того, что они даже не знают твой родной язык…»

И вдруг его осенило. Он в свое время немного учил шипящий язык нумидийцев.

— Стой… — с трудом проговорил Ганнон. — Я… друг.

Трое нумидийцев озадаченно взглянули на пленника. Потом осыпали его градом вопросов на их родном языке. Ганнон понимал одно слово из десяти.

— Я не римлянин, я друг, — только и мог повторять он снова и снова.

Этого оказалось недостаточно. Замахнувшись, один из нумидийцев пнул Ганнона ногой в живот. У юноши перед глазами замелькали звездочки, и он едва не потерял сознание от боли. Последовали новые удары, и он напрягся, ожидая, что в любой момент в него может вонзиться дротик.

Но тут прозвучал сердитый голос, и избиение сразу же прекратилось.

Ганнон осторожно посмотрел вверх и увидел всадника с вьющимися мелкими кольцами черными волосами. Ганнон с удивлением отметил, что у него на поясе был меч. «Командир», — из последних сил подумал Ганнон.

— Я ослышался или ты говорил на карфагенском? — спросил воин.

— Да, — ответил Ганнон, чувствуя облегчение и удивление оттого, что хоть кто-то знает его родной язык. Сел и тут же скривился от боли. — Я карфагенянин.

Его собеседник приподнял бровь.

— Что же, во имя Мелькарта, ты делаешь здесь, посреди этой проклятой богами замерзшей земли?

— Некоторое время назад меня продали в рабство римлянам, — попытался объяснить Ганнон. — Услышав новости о вторжении Ганнибала, я сбежал, чтобы присоединиться к войску.

Нумидийца это явно не убедило.

— Кто ты?

— Меня зовут Ганнон, — с гордостью ответил юноша. — Сын Малха. Мой отец — один из старших командиров ливийских копейщиков. Если я попаду в войско Ганнибала, то надеюсь, что смогу воссоединиться с ним и моими братьями.

Воцарилось долгое молчание. Ганнон почувствовал, как страх постепенно возвращается к нему. «Не покидай меня сейчас, великая Танит», — взмолился он.

— Странная история. Кто сказал, что ты не шпион? — не опасаясь, что его может услышать пленник, принялся рассуждать командир.

Несколько наиболее ретивых воинов тут же вскинули дротики, и у Ганнона упало сердце. Если они его сейчас убьют, то никто и не узнает.

— Стоять! — отрезал командир. — Если этот человек действительно много времени провел у римлян, он может оказаться полезным Ганнибалу. — Он ухмыльнулся Ганнону и добавил: — А если ты говоришь правду, подозреваю, что твой отец — в нашем войске он или нет, — предпочтет увидеть тебя живым, а не мертвым.

— Благодарю тебя, — проговорил Ганнон и широко улыбнулся.

Командир отдал приказ. Тут же к юноше подбежали нумидийцы и поставили юношу на ноги, не забыв крепко связать ему запястья. Правда, в этот раз обошлось без болезненных тычков и затрещин. Когда все оседлали коней, один из наездников подхватил Ганнона и перекинул его впереди себя. Тот не возражал. Его мул был ранен, и другого способа быстро попасть в лагерь карфагенян не было. По крайней мере, его не тащили на веревке позади лошади.

Нумидийцы поскакали на запад, а Ганнон принялся благодарить всех богов, каких мог вспомнить, но особенно Танит, к которой забыл обратиться, выходя из дома в Карфагене.

Они еще не успели выехать из леса, когда он почувствовал, что богиня еще раз ему улыбнулась.