Одним словом, Веттели был несказанно рад, что его собственная одержимость не подтвердилась. Ведь если бы он в присутствии Эмили повёл себя как Олсопп, ему бы потом только и оставалось, что наложить на себя руки со стыда. Хвала добрым богам, обошлось! И всё было бы прекрасно, если бы не одно «но»:
— Но всё-таки я чудовище?
Агата потупилась.
— Не хочу тебя огорчать, мальчик, но так оно и есть. В некоторых ракурсах ты выглядишь… гм… очень неважно. Пока живой — оно ещё не так страшно, но если, не допустите боги, помрёшь… В общем, из человеколюбия постарайся не делать этого никогда.
— Постараюсь, — вяло улыбнулся он. — А отчего же я такой? От природы?
Ведьма беспомощно развела руками.
— Ты знаешь, не разберу! Вроде бы, есть следы магического воздействия, но очень странного, незнакомого. Чары, абсолютно чуждые нашей оккультной традиции, совсем другая школа. Думается, восточная — очень уж затейливо всё переплетено… — она размышляла вслух.
— Восточная школа? А если это ещё одно проклятие? Я мог заполучить его при осаде Кафьота — тогда все чувствовали, что вокруг творится что-то дурное, черное. Нам не объясняли, что происходит, но потом стали относиться как к прокажённым. Вдруг это оно?
Мисс Брэннстоун с сомнением покачала головой.
— Два проклятия на одном носителе? Очень сомнительно. Обычно одни чары на другие не накладываются. Хотя, могли и наложиться, слишком уж у них разная природа… Ладно, закрывай глаза, поищем ещё. Только прошу тебя, на этот раз дыши нормально, а то мне кажется, что ты умер.
— Он всегда так цепенеет, если боится, — вставила мисс Фессенден со знанием дела. — Жаль, боится не того, что следовало бы. Не обращайте внимания, Агата, я за ним слежу, — он почувствовал тонкие, но сильные пальцы на своём пульсе. — А говорить опять нельзя? — голос Эмили прозвучал жалобно, похоже, недавнее молчание далось ей нелегко.
— Теперь уже можно, — милостиво разрешила ведьма. — Только немного и по существу.