Враг неведом

Никто до сих пор не мог точно сказать, какие цели преследовали неизвестные авантюристы. Трифонов и специалисты-оружейники склонялись к мысли, что предполагалось ограниченное радиоактивное заражение местности. Вахеди не исключал попытку подрыва ядерного боеприпаса. Пусть и достаточно примитивного, но, будучи примененным по гражданским целям, весьма и весьма «эффективного». Счет жертв мог пойти на десятки тысяч.

В любом случае, это была провокация, нацеленная на… на что? Ответить на этот вопрос мог только тот, кто запускал БПЛА в воздушное Ирана. Выяснить, кто преступник, означало на девяносто девять процентов раскрыть само преступление…

Наиболее очевидный кандидат в негодяи — Соединенные Штаты, второй — Израиль. У тех и других, по данным разведки, сохранились как ядерное оружие, так и достаточное количество требуемых для его изготовления материалов, в том числе, высокообогащенный уран. Именно его обнаружили в спекшихся до состояния бесформенной массы обломках тяжелого беспилотника. Изотопа 92-го элемента с атомным весом 235 оказалось столько, что его с избытком хватило бы на ещё одного «Малыша» и новую Хиросиму. Если бы на месте падения дрона нашли плутоний, никаких вопросов бы не возникло. Технологией радиационной имплозии и нейтронного инициирования израильские атомщики не владели, поэтому США сразу превратились бы в главного подозреваемого. Урановую же бомбу, подрываемую по «пушечной схеме» или вообще — «грязную», сделать мог «кто угодно», даже, наверное, сами иранцы. Особенно, если заряд требовалось произвести в единичном экземпляре…

«Пять минут», — показал Алексей пальцами.

Иранец кивнул и скрылся в вагончике.

Трифонов вновь наклонился к прибору. Дезактивацию в долине уже провели, бОльшую часть радиоизлучающих материалов вывезли, однако фон пока оставался повышенным и, значит, работать приходилось в защитной одежде и маске. «Свободные» электроны и альфа-частицы расслабленности не допускали. Бояться их до дрожи в коленях, конечно, не стоило, но и относиться совсем уже наплевательски тоже никуда не годилось. Зона работ была огорожена и охранялась, входить-выходить предписывалось через временные КПП, находиться внутри разрешалось только в светлое время суток, использованная спецодежда сжигалась, маски-фильтры отправлялись на утилизацию, люди подвергались досмотру. Алексею, привыкшему к «строгости» российских ядерных предприятий, подобные меры казались в чём-то игрушечными — обычный ветер легко проникал сквозь решетчатое ограждение круглосуточно и без досмотра. Тем не менее, сам Трифонов учить правилам безопасности никого не пытался. Скорее, наоборот — приветствовал облегченный режим, позволяющий экономить время и силы.

А сил и времени, действительно, не хватало. После двенадцатого мая опытных специалистов по атому стало настолько мало, что каждый из них стоил теперь как сверхсовременный истребитель-бомбардировщик. Тем более что за прошедший месяц «внезапно» выяснилось, что многочисленные «эффективные менеджеры», всем рулящие и во всем разбирающиеся, не способны не то, что решить элементарную техническую проблему, но даже просто понять, в чём она заключается. Уже через пару недель службы Алексей неожиданно для себя осознал, что может буквально ногой открывать двери во многие недоступные для обычных смертных начальственные кабинеты и требовать не просто сотрудничества, а неукоснительного и немедленного исполнения любой заявки и предписания. Кто пробовал возражать и качать права, в тот же день оказывался «на улице», в смысле, «безжалостно» отрешался от хлебной и необременительной должности, а некоторые «особо отличившиеся» вообще — отправлялись сразу на нары.

Силовую поддержку осуществляла совместная спецгруппа Минобороны и ФСБ. Причем, входили в нее не только «громилы-боевики», но и вполне себе вежливые «экономисты-юристы», умеющие коротко и доступно объяснить любому «успешному управленцу», в чём он не прав и почему должен работать на благо Родины так, как этого требует товарищ эксперт.

Эх! Если бы так можно было решить все проблемы и особенно ту, главную — что произошло с атомными достижениями человечества в ночь с одиннадцатого на двенадцатое?

Увы, результаты пока не радовали. За месяц удалось установить только размеры и конфигурацию «сдвигов» — именно так, с легкой руки какого-то журналиста (брякнувшего в прямом эфире: «у нас всё так странно сдвинулось»), стали называть области пространства, появившиеся на местах исчезнувших электростанций, заводов, военных частей. Большинство представляли собой сферы диаметром около двадцати километров, некоторые (в основном, бывшие научно-исследовательские центры, расположенные внутри городов) имели размер в десять раз меньший.