Враг на рейде

Вон Алексей Иванович стоит в позе гоголевского городничего в немой сцене, раскинув руки. Подполковник Рябоконь вяло отмахивается от назойливой помощи подпоручика, привалившись спиной к чугунному лафету мортиры, – памятник легендарной «Весты». Мишка, приятель Василия, мечется от одного к другому с немым криком отчаяния в глазах.

Локтев, подняв на лоб очки в толстой резиновой оправе, с досадой от него отвернулся: «А что тут скажешь?»

Только что он сам вынужден был уступить место за рулем «Руссо-Балта» злодею, как живым щитом прикрывшемуся племянником Васькой. Любимцем как советника, так и самого вахмистра.

И ничего, решительно ничего не могли поделать ни Локтев со своим солдатским наганом, ни статский советник с дамским браунингом. Держа у виска гардемарина свою смертоносную трость, подлец штабс-капитан даже не потрудился потребовать, чтобы они выбросили свои пистолеты.

Впрочем, после того как жандарм-контрразведчик неудачно воспользовался оружием – даром, что подстрелил гада, – им и самим не хотелось испытывать судьбу. Тем более что не свою, а незадачливого парнишки.

И вот, извольте-с…

Кузов «Торпедо С-24» уже нырнул в арку сквозного подъезда, и теперь оставалось только догадываться – вниз, к Приморскому бульвару, или вверх, к повороту на вокзал, понесется ночная белая молния, за которой во всем Севастополе и угнаться некому, если только не на аэроплане.

Вахмистр снова сплюнул. И тут знакомый, родной, как дыхание спящей жены, рокот мотора послышался справа от гостиницы «Ветцеля».

– Вдоль Минной стенки пошел, гад, – прокомментировал Локтев. – К вокзалу.

– Ну, а ты чего стоишь?! – взорвался вдруг советник, выйдя из оцепенения. – Хоть уже свистни, что ли? Надо же кого-то звать…

Окончание его реплики потонуло в грохоте выстрела.

Вахмистр пальнул вверх, от плеча. Трижды. Чтоб у будочника в воротах бульвара, закрытого для «низкой» публики, если и были какие сомнения после одиноких хлопков перестрелки штабс-капитана с жандармом – и те развеялись.

Вернуть револьвер обратно в кобуру на поясе он уже не успел. Едва не вывихнув шоферу указательный палец, «коммерции студиозус» Мишка Василиади выхватил у него наган и метнулся во тьму прежде, чем Локтев успел выругаться, а выругаться он успевал даже раньше, чем нажать на педаль тормоза.

– Куды, тля?! – крикнул вахмистр уже вдогонку юнцу, рванувшему в сторону «мавританского» павильона.

– К Николину спуску, – пояснил подпоручик, суетившийся все это время подле жандарма. – Я сам туда рассчитывал добежать, когда… – злосчастная жертва нападения стушевалась. – Ну, когда понял, что силы неравны.

– А что там? На спуске? – торопясь, избавил его от мучений советник.

– Да ничего, – дернул плечами подпоручик. – Сигнальная мачта штаба флота. За ней казенная квартира адъютанта главного командира и заведующего землями морского ведомства, там же…

Поймав раздраженно-недоумевающий взгляд советника, подпоручик, лихорадочно болтавший, будто в приступе паники, очнулся:

– Простите. Что это я, в самом деле, – он тряхнул головой. – Спуском можно мигом скатиться до Екатерининской улицы, к самому музею. Пожалуй, что и вперед авто.

Морская хроника

21 ноября. Обстрел порта Туапсе и его нефтяных складов крейсером «Гамидие», выпустившим 80 фугасных снарядов, которыми была разрушена радиостанция и повреждены некоторые портовые сооружения.

5 декабря. Высадка турецким транспортом 5 декабря 24 кавалеристов у Аккермана (Белгород-Днестровский) для разрушения железной дороги Бендеры – Ренн.

Десант был взят в плен, не выполнив своей задачи.

…Портик музея обороны с барельефным свитком: «1854–1855», подсвеченный огнем фонарей, разбудил память Василия хрестоматийной историей, рассказанной ему когда-то дядей: «О дубе, что спартанцы называли “трофей”…» Вот тут, между колоннами портика все сплошь в гербовых щитах, алебардах и пушках, гардемарин окончательно пришел в себя. До этого и медный блеск Николина купола, и львиные морды транспортной конторы, и фонари в эмалевых чашах, и золотистые струны трамвайных проводов – все сливалось жирными мазками, как на картине импрессиониста. Василия мотало из стороны в сторону на кожаном сиденье «Руссо-Балта».

Он не слишком помнил, как очутился на нем, а главное: как это он согласился, чтобы его так беспардонно использовали?!

За пазуху Ваське словно сыпанули горящих углей, он дернулся, обожженный яростью, но… Но одного только взгляда влево оказалось достаточно, чтобы понять: выбора-то у него особенно и не было.

Приткнув неловкую трость куда-то под сиденье, штабс-капитан Бархатов крутил правой рукой руль. А в левой, хоть и безвольно лежавшей на бедре, все-таки стискивал рукоять парабеллума с узнаваемыми «пятачками» рычажного затвора. И пусть кургузый ствол «Р-08» смотрел чуть ли не в пол – Василий невольно отодвинул колено.

«Надо бы сказать что-то… – подумалось ему. – Что-то соответственное моменту. Как там, в кино про бандитов и сыщиков?»