Враг моего отца

Я округлил глаза, восхищенно улыбаясь подруге, и та мне довольно подмигнула. Рамиль перевел взгляд с меня на Кристину:

— Можно было бы вообще все это схлопнуть, — хмуро заявил он. — Я, собственно, уже начал процесс — есть знакомые…

— Лучше остановить этот процесс, Рамиль, — возразил я мягко, прежде чем Кристина снова взвилась:

— Пап!

— Я понял, — капитулировал он. — Хорошо, сделаю пару звонков.

И он поднялся из-за стола, направляясь к бассейну.

— Нормальный мущик, — констатировала на русском Марика. — Поладить!

* * *

=54

* * *

Кристина так и не поговорила с отцом, и даже я начал переживать по этому поводу.

— А ты злопамятная… — усмехнулся, глядя, как она устраивается в подушках.

— Вовсе нет, — покачала она головой. — Я просто так устала, Слав… Еле дышу.

И я это видел. Просто забыл.

— Ты правда себя нормально чувствуешь? — напрягся, нависая над ней.

— Да, но надо спать… — она обняла меня за шею, притягивая к себе: — Я тоже тебя люблю. Очень-очень. Правда.

Я улыбнулся. Не ждал от нее ответа, да и не нужен он был — ответ давно был в ней самой. В глазах, поведении, доверии и тревоге. Несмотря на то, что испугался за нее сегодня, когда увидел на крыльце в полуобморочном состоянии, внутренний эгоист ликовал. Конечно, уже после того, как моя девочка открыла глаза, но меня аж распирало изнутри от понимания, насколько она моя. А те слова, что она кричала любимому папочке в лицо, напрочь стерли необходимость в признании.

— Спи, — огладил ее щеку.

Пока я допивал кофе на балконе, Кристина уснула. Полюбовавшись немного спящей девушкой, я глянул на двери. Потом подхватил чашку и направился вниз.

Рамиль не спал. Ему постелил в гостиной, а его самого нашел в кресле перед догорающим камином. Увидев меня, он опустил взгляд на мобильный.

— Круто ты с моими ребятами, — покачал головой. — Присядешь?

Я отнес кружку в мойку и вернулся, усаживаясь в кресло напротив.

— Хочу попросить у тебя прощения, — глухо заговорил он. — За сегодня…

— Только за сегодня?

Куваев сузил глаза, хмурясь.

— Да, и за прошлое тоже…

В эту секунду меня вдруг одолело сомнение, что я простил. Теперь, когда Кристины, как антидота, не было поблизости, в душе шевельнулась застарелая темная ненависть.

— Я предал твоего отца, — продолжал Рамиль. — Но… я сделал все что мог, а он не слушал…

— Что значит «все что мог»? — потребовал, не узнавая своего голоса. Стало страшно. Что не выдержу, сорвусь, взорвусь от залежей ненависти, которые никуда не делись.

— Ну ты же знаешь, что мы едва не потеряли бизнес из-за того, что он проигрался?

И так искренне удивленно на меня посмотрел, что я не мог найти, к чему прикопаться.

— Продолжай, — приказал холодно, стараясь не выдать эмоций.

— Я тогда откупился от Верхова, владельца сети игровых притонов, — ровно продолжал Рамиль, будто это… было правдой. А меня всего затрясло. Внутри. — Ну а дальше ты наверняка знаешь — я вычел потери из его доли и прекратил с ним работу… —Он помолчал — говорить ему было сложно. — Дал слабину, и этому нет оправдания. Но я тогда очень испугался, Слава. Эти люди не шутят. Я был чертовски рад, что на моих глазах некого изнасиловать и зверски убить, но у твоего отца были вы…

Я уже не дышал.

— Дальше, — глухо просипел.

— Ну ты же зна…

— Дальше, — перебил, вцепляясь в него взглядом.

Он помолчал, сглатывая:

— Я не хочу это вспоминать.

— Я хочу знать. Правду, — процедил, и тут до Куваева дошло.

— Ты что? — слишком правдиво удивился. Настоящий ужас пронзил его пониманием. Я знал, чем он отличается — я видел его нечасто, но всегда узнавал в глаза тех, кого приходилось «колоть». — Что он тебе сказал?

— Скажи ты, — попросил почти спокойно.

Он мучительно поморщился, готовясь морально, и я не торопил. Мне тоже надо было подготовиться, прежде чем услышать.

— Они забрали твою мать прямо с работы, никто не смог помочь. Менты даже вызов не приняли, — глухо проговорил Рамиль. — Вернули только под утро.

А я помнил. Она лежала несколько дней в комнате, отец не пускал к ней, сказал, что простыла… А потом нашел ее в ванной. Мертвую.

— Верхов потом мне сказал, что я выкупил жизни, но он не обещал ничего больше, — кривился Куваев. — Не знаю, простишь ли ты меня…

— Мне не за что тебя прощать. — Казалось, я не дышал уже несколько минут. Перед глазами темнело.

— Я был другом твоего отца. Мог бы попробовать что-то сделать. Был должен отговорить…

— Никто никому ничего не должен, Рамиль. — В легкие, наконец, с шумом втянулся кислород, но по ощущениям — наполнил их стеклом. — Кто такой Верхов?

Он помолчал какое-то время:

— Нет его уже, Слава. Бригада его развалилась в конце девяностых. И самого прибили… Туда ему и дорога.

А меня вдруг осенило:

— Это ты меня из тюрьмы вытащил, — сузил я глаза.

Я тогда нашел несостыковки в официальной версии — меня как-то очень быстро «выписали»… поспешно, я бы сказал. Забрали на дорогой тачке, сунули в руки пакет с деньгами... Я думал, выслужился. А оно — вон как. Не были мои испытатели столь заботливы и сентиментальны, как Рамиль Куваев.

— Спасибо, Рамиль.

— Не за что, Слава. Вообще не за что.