Враг масонов № 1. Масоно-интеллигентские мифы о Николае I

Сколько в разных странах мира умерло преждевременно знаменитых людей от дуэлей, чахотки, от неладов в семье, но никто за всю историю человечества, кроме русских интеллигентов, не додумался возводить за это на правительство своей страны обвинения в преднамеренных убийствах. Даже если бы Белинский умер действительно от голода и нищеты, то в этом был бы виноват не Николай, а современное общество, которое, как известно, всегда с равнодушием относится к выдающимся людям. Это всегда происходило и всегда будет происходить. Пушкин писал, например, Нащокину в марте 1834 года: «Я ему ставлю в пример немецких гениев, преодолевших столько горя, дабы добиться славы и куска хлеба». Юный Достоевский пишет брату: «В «Инвалиде», в фельетоне, только что прочел о немецких поэтах, умерших от голода, холода и в сумасшедших домах. Их было штук двадцать, а какие имена! Мне до сих пор страшно». А вспомним судьбу Сервантеса?

В очерке посвященном Золя, Мопассан пишет, что «…одну зиму некоторое время он питался только хлебом, макая его в прованское масло…

Иногда он ставил на крыше силки для воробьев и жарил свою добычу, нанизав ее на стальной прут. Иногда, заложив последнее платье, он целые недели просиживал дома, завернувшись в одеяло, что он стоически называл «превращаться в араба». Историки, клевещущие на Николая I, должны бы как будто знать, что выдающиеся люди бедствовали не только в царствование Николая I. И конечно, знают это, но продолжают лгать до сих пор.

V

Раз и навсегда необходимо положить конец масонской клевете о том, что в убийстве Пушкина Дантесом был заинтересован Николай I и что он будто бы жил с женой Пушкина. Клевета эта до сих пор усиленно распространяется находящимися в эмиграции членами Ордена. 13 ноября 1955 года в издающейся в Нью-Йорке еврейской газете «Новое Русское Слово» была помещена статья, автор которой снова утверждал клеветнические вымыслы о том, что Николай I будто бы жил с Пушкиной, и что узнав о смерти Лермонтова он сказал будто бы: «Собаке — собачья смерть».

Николай I не только не был заинтересован в убийстве Пушкина, а старался, наоборот, предотвратить дуэль. Если, действительно, кто-нибудь был заинтересован в смерти Пушкина, то этим «кто-нибудь» уж скорее всего могут быть масоны, которых никак не устраивало все возраставшее духовное влияние Пушкина на русское общество.

В книге В. Ф. Иванова «А. С. Пушкин и масонство» мы, например, находим следующие интересные данные: «Вопрос о дуэли Дантес решил не сразу. Несмотря на легкомыслие, распутство, и нравственную пустоту, звериный инстинкт этого красивого животного подсказывал ему, что дуэль, независимо от исхода, повлечет неприятные последствия и для самого Дантеса. Но эти сомнения рассеивают масоны, которые дают уверенность и напутствуют Дантеса.» «Дантес, который после письма Пушкина должен был защищать себя и своего усыновителя, отправился к графу Строганову (масону); этот Строганов был старик, пользовавшийся между аристократами отличным знанием правил аристократической чести. Этот старик объявил Дантесу решительно, что за оскорбительное письмо непременно должен драться и дело было решено» (Вересаев. Пушкин в жизни. Вып. IV, стр. 106).

Жаль, что за отсутствием за границей биографических словарей невозможно точно установить о каком именно Строганове идет речь. Может быть Дантес получил благословение на дуэль с Пушкиным от Павла Строганова, который в юности участвовал во Французской революции, был членом якобинского клуба «Друзья Закона» и который, когда его принимали в члены якобинского клуба воскликнул:

«Лучшим днем моей жизни будет тот, когда я увижу Россию возрожденной в такой же революции».

«Слухи о возможности дуэли получили широкое распространение, — пишет Иванов, — дошли до императора Николая I, который повелел Бенкендорфу не допустить дуэли. Это повеление Государя масонами выполнено не было». В Дневнике А. С. Суворина (стр. 205), читаем: «Николай I велел Бенкендорфу предупредить. Геккерн был у Бенкендорфа.

— Что делать мне теперь? — сказал он (то есть Бенкендорф. — Б. Б.) княгине Белосельской.

— А пошлите жандармов в другую сторону.

Убийцы Пушкина Бенкендорф, кн. Белосельская и Уваров. Ефремов и выставил их портреты на одной из прежних пушкинских выставок. Гаевский залепил их.» Бенкендорф сделал так, как ему посоветовала Белосельская. «Одним только этим нерасположением гр. Бенкендорфа к Пушкину, — пишет в своих известных мемуарах А. О. Смирнова, — говорит Данзас, можно объяснить, что не была приостановлена дуэль полицией. Жандармы были посланы, как он, слышал, в Екатерингоф, будто бы по ошибке, думая, что дуэль должна происходить там, а она была за Черной речкой, около Комендантской дачи».

«Государь, — пишет Иванов, — не скрывал своего гнева и негодования против Бенкендорфа, который не исполнил его воли, не предотвратил дуэли и допустил убийство поэта. В ту минуту, когда Данзас привез Пушкина, Григорий Волконский, занимавший первый этаж дома, выходил из подъезда.