В письме к князю Н. И. Одоевскому, например, царь однажды помянул о том, «как жить мне, государю, и вам, болярам», и на эту тему писал: «а мя великий Государь ежедневно просим у Создателя… чтобы Господь Бог… даровал нам великому Государю, и вам, болярам, с нами единодушно люди Его, Световы, рассудити вправду, всем равно».
А Николай I пишет в завещании: «Соблюдай строго все, что нашей Церковью предписывается. Ты молод, неопытен, и в тех летах, в которых страсти развиваются, но помни всегда, что ты должен быть примером благочестия и веди себя так, чтобы мог служить живым образом.
Будь милостив и доступен ко всем несчастным, но не расточая казны, свыше ее способов. Пренебрегай ругательствами и пасквилями, но бойся своей совести.
Да благословит тебя Бог Всемилосердный, на Него Одного возлагай всю свою надежду».
Разве эти наставления по своему основному настроению и по совету «Будь милостив и доступен ко всем несчастным…» не напоминает приведенных выше взглядов Тишайшего царя, что нужно всех подданных «рассудити вправду, всем ровно». Конечно, Николай I не имел столь стройного монархического сознания, какое имел самый выдающийся по своим духовным и нравственным качествам царь Московского периода, но он уже значительно приблизился к политическому миросозерцанию царей Московской Руси. В его душе начался возврат к политическим идеалам Московской Руси. И вслед за ним по этому пути пойдут отныне и все остальные его преемники, и его сын, Александр II, и внук Александр III и последний русский царь — Николай II.
После 125 лет политического и культурного подражания Европе царская власть, как метко выразился один религиозный писатель, в лице Николая I «остепенилась» и покончив с политическим и культурным подражанием Европе решила пойти по пути восстановления русских традиций.
XIV
Монархическое миросозерцание у Николая I несравненно глубже и чище, чем у Александра I. Ни республиканский образ правления, ни тем более конституционная монархия, не прельщали Николая I. Он, никогда бы не мог сказать представителю династии Бурбонов барону Витролю, то, что сказал барону Витролю в марте 1814 года Александр I: «А может быть, благоразумно организованная республика больше подошла бы к духу французов? Ведь не бесследно же идеи свободы долго зрели в такой стране, как ваша. Эти идеи делают очень трудным установление более концентрированной власти».
Услышав подобные предложения из уст русского царя барон Витроль пришел в ужас. «Боже мой, Боже мой, — писал он в дневнике, — до чего мы дожили. И это говорит царь царей.» После восстановления династии Бурбонов Александр I, несмотря на сопротивление Людовика XVIII, настоял все же, чтобы во Франции была установлена конституционная монархия.
Миросозерцание Александра I — царя-республиканца предел падения монархического сознания у представителя монархической власти сидевших на престоле русских царей, после Петра I.
«Бог, король, отец семейства — таково было общество Боссюэ, Людовика XIV, Карла Великого, Людовика Святого, Наполеона. Свобода, выборы, личность — таково общество реформации. К несчастью Франция во власти этой ужасной формулы». «В настоящее время могущество России покоится главным образом на объединении религиозного и монархического принципа. Царь, человек стоящий на высоте своей Империи…» Так писал Бальзак, создатель «Человеческой комедии» один из величайших знатоков людей своей эпохи.
Николай I в царствование Александра I неоднократно путешествовал по разным странам Европы и имел хорошее представление как выглядят на практике демократические принципы. «Если бы к нашему несчастью, — сказал он однажды Голенищеву-Кутузову, — злой гений перенес к нам все эти клубы и митинги, то я просил бы Бога повторить чудо смешения языков, или еще лучше, лишить дара слова всех тех, которые делают из него такое употребление».
«Я представляю себе республику, — сказал Николай I французскому маркизу де Кюстин, — как правительство определенное и искреннее, или которое по крайней мере может быть таковым; я допускаю самодержавную монархию, ибо я возглавляю такую форму правления, но я не принимаю конституционную монархию. Эта форма правления лжи, обмана и развращения: я предпочел бы отступить до самого Китая, чем ужиться с ней».