В зале судебных заседаний Ли Филипс стоял на очень высокой трибуне, а ассистент устанавливал на дисплее увеличенный фотоснимок Сесиллии — цветной фотоснимок размером с человеческий рост, изображающий Сесиллию, продающую парфюмерию в вечернем платье ошеломляющей элегантности. Потом он убрал этот снимок и поставил другой, такой же большой — Сесиллия в длинном меховом пальто такого же высшего класса. Фотоснимки сменяли друг друга, демонстрируя изысканную, утонченную, со вкусом, выразительно эффектную, шикарную, изящно соблазнительную Сесиллию. Они были очаровательны. Я посмотрела на Сесиллию. Ее рот был открыт, а янтарные глаза светились безумием.
Затем Ли Филипс позвал:
— Сесиллия, пожалуйста! Вы не могли бы встать сюда?
Сесиллия неуверенно поднялась и посмотрела на меня, а я сразу же поняла задумку Ли Филипса.
— Нет, Сесиллия! Не ходи! — Я вскочила с места и взяла ее за руку. — Нет, Сесиллия! Не ходи туда!
Филипс повторил ласковым голосом:
— Сесиллия, — вызывая ее, и она, еще секунду поколебавшись, пошла, как лунатик, направляясь к трибуне. Ли Филипс положил свою руку на ее плечо, удерживая ее рядом с собой.
Свидетельские показания предыдущих дней стали сенсацией, и зал судебных заседаний был заполнен газетчиками, но сейчас здесь установилась зловещая тишина. Я была благодарна только тому, что здесь не присутствовал Генри.
— Ваша честь, — тихо начал Филипс, — вы уже здесь видели, кем
Кто-то тихо захихикал, но потом зал заседаний просто взбесился! Я рвалась к Сесиллии, желая только одного — скорее утащить ее отсюда. Ее рот был открыт, голова откинута назад, а глаза дико вращались.
Но затем ужасный визг сотряс все ее тело, горестный плач, пронзительный животный вопль: «Он меня
Я чувствовала, что мы с ней были двое против всего мира, когда проталкивались из зала заседаний, и я расчищала путь, стараясь не смотреть на эти любопытные, злорадные лица. Сесиллия была беспомощна, как кукла, а я, плача, беременная, была ее стражем, вооруженная только моей дамской сумочкой, которой мне приходилось отбиваться от толпы, давившей на нас. И не было никого, кому я бы смогла крикнуть, чтобы нам взяли машину. Как будто весь мир атаковал только нас. Я изо всех сил тащила Сесиллию, все время отбиваясь от камер, направленных на нас. Неважно, что еще произошло, но никто не собирался получить карточку Сесиллии в этом платье!
В конце концов мне удалось найти водителя Сесиллии и подогнать машину, мы нырнули в нее, а я попросила отвезти нас ко мне домой. Лу открыла нам дверь, и я ей только сказала: «Случилось нечто ужасное!» — и Лу взяла Сесиллию и помогла ей подняться наверх. Я позвонила Джейсону в студию, но новости, казалось, распространились уже по всему городу, Джейсон был в пути домой.
Несколько дней мы не отвечали на телефонные звонки и даже наняли охрану, чтобы никто не приближался к нашему дому, а Сесиллия даже в доме ни с кем не разговаривала. Я боялась, что она никогда не заговорит снова. Звонил Ли Филипс, и Джейсон разговаривал с ним. Я слышала, как он сказал ему: «Если я когда-нибудь вас встречу, постарайтесь не попадаться мне на пути, иначе я могу убить вас!»
Он покачал головой и сказал мне:
— В любом случае, он не смог бы выиграть для нее 20 миллионов.
— Так много? — спросила я.
— Приняв все во внимание, я бы сказал — ничтожная сумма.
Казалось, Сесиллия уже никогда не станет прежней. Джейсон не переставал повторять ей:
— У меня есть грандиозная идея сделать с тобой фильм, Сесиллия, — но никакого интереса, никакого ответа. Он описывал будущую картину, сопровождая свой рассказ подробностями сюжета, даже цитировал отдельные строки из сценария, но все было бесполезно.
— Я не имела понятия, что вы планируете фильм таких масштабов.
Джейсон беспомощно развел руками.
— Как только я получу ответ, в тот же момент я посажу Джо за него.
Мы решили, что Сесиллии необходима помощь доктора и предложили ей подумать о том, чтобы показаться психотерапевту. Но она решила уехать из города в небольшой санаторий в Палм Спрингс. Мы отвезли ее туда, и я обещала регулярно навещать ее. Она поцеловала меня, затем Джейсона:
— Вы были моими друзьями — моими единственными настоящими друзьями. Кроме… — она скривила рот в гримасе, приподняв плечи. — Хорошо, единственный для меня по-настоящему хороший день был тот, когда я пришла к тебе в комнату. Друзья на всю жизнь?
Я кивнула.
— Друзья на всю жизнь.
Этим летом родился мой сын Майкл, и я поздравляла себя с тем, что продолжаю придерживаться графика, который более или менее установила для себя: я была в Калифорнии немногим более двух лет и уже прибавила двух представителей семьи Старков. Оставался еще один.
Джесика навестила меня, принесла в подарок подвязку, в которой мамы носят ребенка на груди, в подобной подвязке она носила Дженни.
— Как у тебя дела? — спросила я ее.
— Великолепно. Дженни великолепна.
— А что Крис? Как у него дела?