Вперед в прошлое – 7

— Вообще, малым быть плохо, все гоняют, никто не воспринимает всерьез, — продолжил я. — А вот будет мне двадцать лет, или двадцать пять, магазины открою, яхту куплю… А ты что будешь делать в двадцать пять? Думал когда-нибудь? Мечтал? Представлял, что вот тебе двадцать пять, и ты прям мужик?

Чума уставился перед собой и тяжело задышал, раздувая ноздри.

— Кем ты себя видишь в двадцать пять? Хочешь сотовый? А «БМВ»? Ну?

— Кто ж не хочет, — буркнул он.

— Хочешь? — повторил я, направляя его мысли в нужное русло.

— Та да. Хочу. И бабу красивую. — Он вздохнул.

— Значит, ты не пойдешь на теплотрассу, — попытался я подключить суггестию. — Ты будешь учиться и работать, а не воровать и нюхать, понял?

Он уронил:

— Да иди ты.

Но в голосе Юрки не было уверенности, потому я продолжил, ухватившись за тонкий лучик надежды:

— Тетка твоя, конечно, мегера. Но ты можешь прикинуться паинькой и получить то, что тебе будет нужно: нормальную школу-интернат, где живут неделями, но не такой строгач, как с теткой. Тебе там понравится. Кстати, тетка твоя ненормальная, я попросил психиатра сделать ей внушение. Вдруг она исправится? И у тебя тоже появятся возможности. А на улице ты просто сдохнешь и до двадцати не доживешь.

Юрка сжал виски руками и забормотал:

— С хрена мне так не везет? Думаешь, мне не хочется нормальных предков? Чтобы не били чуть что. Приходишь ты такой, а мама тебе — Юра, хочешь супчика? — Он сжал челюсти, а я ощутил голод нелюбимого ребенка, желание прикосновений, ободрения. Но Юрка не знает, как проявиться, и всех, кто добр к нему, проверяет на прочность, становясь еще более невыносимым.

— Если тетка захочет исправиться, дай ей шанс, — велел я.

— Если, — передразнил меня Юрка, устыдившийся порыва.

— Она вредная, но, как мне кажется, не безнадежная, и у нее получится. Да, любящей мамой она не станет, но у тебя хотя бы крыша над головой будет. Она, кстати, раскаивается, что давила на тебя, но не знает, как подступиться.

— Брешешь ведь… Вот нафига? Я же сначала обрадовался тетке. Она мне и то, и се… Думал, заживу нормально, на крахмальном белье буду спать, а она всю кровь выпила. То не так, это не так. Пилит и пилит, пилит и пилит. — Юрка пнул кресло. — Она ваще не баба, а циркулярная пила!

— А вот представь, что даже такому человеку хочется, чтобы его любили, — сказал я. — Ты попробуй, результат тебя удивит. Помирись с теткой, и она тебя хоть завтра заберет. Да хоть сегодня. А дальше посмотришь.

— Заберет? — спросил он с надеждой.

— Да. Но, если будет так, пообещай одну вещь.

— Ну?

— Прям сегодня не сбегай. Подожди два дня.

За это время внушение подействует. Если не подействует — я сделал все, что мог.

Юрка задумался, посмотрел на зарешеченное окно с тоской, ушел в себя. Наверное, у него перед глазами проезжали «мерседесы», и девчонки в коротких юбках махали руками, было вдоволь «сникерсов» и еды, и злая тетка стала доброй, предлагала супчик.

— Ладно. Обещаю. А ты тут надолго?

Я уселся рядом.

— Не знаю. Может, на месяц. Дед в гипсе, я за ним ухаживаю, торгую параллельно. И вот, надо бежать, делать дела.

Юрка вздохнул.

— Ты еще придешь? — с надеждой спросил он.

— Конечно! — Я встал с кресла.

— Спасибо! Не ожидал, — улыбнулся он. — А… тетка где?

— На улице ждет. Скажи ей, что раскаялся и хочешь домой. Посмотришь, что будет.

— Она че, не наедет на меня? И пилить не будет, какой я конченый?

— Думаю, результат тебя удивит. Ну а если нет, все равно мир с теткой — самый короткий путь на волю. А ты уперся, как осел. Разобью голову назло главврачу — так?

Он засопел, поскреб в затылке. Неужели стало что-то доходить?

— Все, выбор за тобой. Да, и вот еще. — На упаковке печенья я написал телефон деда. — Если какие проблемы — звони.

Я пожал протянутую руку, отмытую, без траурной каемки под ногтями. Все-таки он не конченый, и не гнилушка, значит, у него есть шанс.

В ординаторской я отловил Антона Станиславовича и попросил провести беседу с Аллой Витальевной, объяснить, что помягче надо с людьми. Она, конечно, не исправится, но, может, будет стараться, и у Чумы будет время, чтобы привыкнуть и принять ее.

Спускаясь по лестнице, я смотрел, как тетка нервно расхаживала вокруг моей кравчучки. Если снять на камеру, то будто ритуальные танцы плясала. Увидела меня, выходящего из здания, напряглась и крикнула с порога:

— Ну что?

Я подошел ближе и ответил:

— Да, похоже, помогло лечение. И не овощ Юрка вовсе, просто боится, что вы ругаться будете. Не ругайте его, попытайтесь… пожалеть, что ли. Его ж только били всю жизнь.

Она задумалась, помолчала немного и спросила:

— Думаешь, стоит к нему сейчас идти?

— Попробуйте. Но до того зайдите к врачу, он хочет с вами поговорить.

— Хорошо. Спасибо.

Не прощаясь, она побежала в отделение. Я проводил ее взглядом, в очередной раз поражаясь, какие же люди ограниченные, не видящие очевидных вещей. Как будто их разум — пластинка с выщерблиной, куда снова и снова соскальзывает головка считывающего устройства.