Вперед в прошлое – 7

Глава 17 Брат на брата

Баулы, которые передала бабушка вместе с деньгами, оказались неподъемными. В оставленной записке-накладной, написанной от руки, было: 'Вин. белый — 13 кг, вин. черный — 11.500, груши жел. — 12 кг, груши крас. — 13.500. Пятьдесят килограммов! И еще маленький, точнее большой нюанс — виноград объемный, его не утрамбуешь. Если взгромоздить все ящики и сумки друг на друга, получится гора выше меня. Потому я разделил товар на две части, благо кравчучек было тоже две: одну я взял у деда, вторую передала бабушка. Первую партию оттарабанил в камеру хранения. По пути за второй заскочил в туалет и пересчитал деньги в конверте: триста пятьдесят долларов разными купюрами.

Вторую партию, более объемную, я повез в свой район, и все равно товара было выше крыши, так что околеть не получилось: грузчики не мерзнут. Еще и надо пересесть на желтую ветку с такой горой, и не помог никто спустить груз с эскалатора, все только матерились, что из-за меня не пройти.

Зато не одряхлею, тренироваться-то негде, разве что на турниках с парнями, и то если после рабочего дня силы останутся. Еще ж учиться надо! Когда вернусь в школу, придется сдавать все, что пропустил.

Сойдя с эскалатора на Марксистской, я двинулся к своей платформе; увидев поезд, прибывающий с той части кольца, где находится Баррикадная, ускорился, опасаясь, что хлынет толпа и придется уворачиваться от людей.

Распахнулись дверцы вагонов, высыпала порция людей и устремилась мне навстречу, народу оказалось меньше, чем я рассчитывал, все-таки суббота и обеденный час. Последними ковыляли два парня с красными повязками на руках, эти двое помогали идти мужчине с окровавленным лицом, прижимающим к голове какую-то тряпку, уже пропитавшуюся кровью.

Ну вот, живое свидетельство разгона очередного митинга. Раньше я прошел бы мимо, теперь хотел знать подробности исторического события, которое в прошлой жизни прошло мимо меня.

— Что там, на площади Восстания? — спросил я, когда демонстранты поравнялись со мной.

Побитый мужчина буркнул, указав на свою голову свободной рукой:

— Вот так. Мясо там, мальчик, не ходи. Лупят всех без разбора.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что парень постарше очень похож на этого мужчину, очевидно, его сын. Он вздернул подбородок и заговорил:

— Но наши не сдаются, отбиваются, строят баррикады! Нас много, больше ментов, и мы дадим им отпор! — В его голосе звенел фанатизм, а где фанатизм, там здравый смысл напрочь отсутствует, как и инстинкт самосохранения.

— Убью, — прорычал отец, глянув на сына волком, перевел взгляд на меня и покачал головой: — Не ходи.

— Да куда мне? — я кивнул на кравчучку.

Второй парнишка, коротко стриженный и усыпанный веснушками по самые уши, признал во мне своего и помог тащить груз по ступеням. Наверху мы пожелали друг другу удачи и разошлись.

Уже на улице я задумался над тем, почему не чувствовал в метро запах гнили, как в самый первый раз. Видимо, чутье включается не всегда, иначе ж задохнуться можно.

Домой заходить я не стал, все для торговли взял заблаговременно, вытащил из кустов так же заблаговременно припрятанный прут арматуры — все-таки неспокойно было, ментов, которым можно заплатить за охрану, нет, и высок шанс, что найдутся желающие меня обокрасть. Конверт с деньгами положил в пустой ящик и прикрыл газетами, рядом пристроил арматуру. Проверил, в кармане ли нож.

Опасно, блин!

И снова меня сковала проклятая неловкость, что-то типа боязни чистого листа, когда надо взять и расположиться. Так и кажется, что сразу начнут тыкать пальцами и прогонят.

Торговцев из-за холода было немного. Мужчина в кирзовых сапогах продавал шинель, бабушка — вязанные платки, перчатки, носки. Женщина — пожелтевшие от времени школьные блузки, которые когда-то были белыми. Старик — потрепанные книги и советские журналы. Мужик, похожий на крысу, — разнокалиберные бутылки спиртного. Старушки — консервацию. У меня самый экзотичный и редкий, а главное вкусный товар.

Присмотрев свободный пятачок возле выхода из метро, я взгромоздил ящики друг на друга. Сделав подобие стола, застелил его клеенкой, выложил виноград: мускат гамбургский и какой-то крупный черный, похоже, «Молдову», груши желтые продолговатые и круглые с розово-красными боками. Пакет орехов. И почем это добро продавать? Делать двойную наценку, то есть все по пятьсот, орехи тысяча двести?

Пока располагался, ко мне подошли мужчина в плаще и полная кудрявая женщина.

— Почем? — спросила она, указав на мускат.

Виноград красивый, ягоды крупные янтарные. Это на юге он ничего не стоит, а тут его дефицит. Нет, пятьсот — мало, потому я сказал:

— Восемьсот.

Думал, фыркнет, что дорого, но покупательница будто бы не услышала или была готова к любой цене.

— На две тысячи сделай!

— Мне груш тех и тех по килограмму, — сказал мужчина, и лишь потом узнал цену: — Почем?