Откинулся на спинку, вытер лоб. Сложно играть во взрослого, но прикольно. До вчерашнего дня мне казалось, что взрослеть страшно, теперь же стало ясно, как же это здорово! Если соображаешь, конечно. А то есть тупые и эти… инфантильные, вот те на что угодно согласны, лишь бы кто-то шевелился за них.
Одного они не учитывают: шевелиться-то будут, но не в их пользу.
Мои взрослые мысли! Я остановил мысль, про себя ее проговорил и полюбовался ею, как драгоценным камнем. Как же здорово!
К армянке я побежал чуть ли не вприпрыжку, а бабушка в машине осталась хвастаться Каналье, какой у нее бойкий внук.
Забрав ранее отобранный инжир и купив немного расквашенного себе, потому что очень уж он вкусный, я забрал коробки и потопал к машине, и тут меня окликнули:
— Пашка, здорово!
Я обернулся: ко мне спешили Иван и Светка, два мелких беспризорника. Упс. Ладно. Справлялся с дикими взрослый, значит, и я смогу, главное на шею их не пускать. Стало не страшно, интересно, что же я-старший в них нашел и почему взял под опеку.
— Будьте тут, я сейчас. — Велел я им и устремился к «Победе».
Поставив коробки возле машины, я рванул к ожидающим меня брату и сестре.
— Мы это, — отчитался Иван, — воровать бросили. Вот.
Мое внушение сработало⁈
Светка перестала ковырять пальцем в носу и кивнула:
— Да.
— Вот вы крутые! — обрадовался я и вдруг сообразил, что теперь им неоткуда взять вещи, да и вообще… — Как же вы добываете еду?
— Да так…— ответил Ванька. — Светке хорошо подают. Тетка одна приходит, кормит. Мы с Бузей машины моем. У тебя есть че пожрать?
Я вспомнил про две жвачки, которые так и не отдал Рамилю, и «сникерс». Но это ведь не еда. Пирожки — тоже не еда. Если ими постоянно питаться, живот заболит.
— Павел! — позвала бабушка из машины. — Ты едешь?
— Пять минут! — откликнулся я, отсчитал четыре сотни и отдал Ваньке, подумал и добавил еще двести рублей, сказал: — Купите себе борща.
Дети переглянулись.
— Пообещайте! — с нажимом сказал я. — Что это будет борщ, суп, а не пирожки или какая-то фигня.
— Обещаем, — нехотя сказал Ванька.
Я указал пальцем на Свету.
— А ты проследи. — Я вложил в ее руку жвачки. — И, если он нарушит обещание, разрешаю не делиться.
— Прослежу! — с готовностью кивнула она, и я поверил: так и будет.
— Все, пока! — Я помахал детям рукой.
— Спасибо! — донеслось в спину.
Бабушка не стала пересаживаться вперед, видела, что мне нравится на этом месте. Можно было отпроситься домой, но очень уж покататься хотелось. Во мне соседствовали два желания: просто сидеть впереди, открыть окошко, и чтобы ветер в лицо. И второе — чувствовать, как рокочет железное сердце автомобиля, как оживает уходящая эпоха. Так же мне-старшему нравилось общаться со стариками, потому что я-он осознавал, как хрупка жизнь. Двадцать лет — и уже не останется очевидцев, как было на самом деле, скажем, на войне. Я же всегда лицо воротил от всяких парадов, встреч с ветеранами — обязаловка, ущемление свобод!
И сколько ни говори словами, почему надо то или это, например, уступать место старикам, слова — это просто сотрясение воздуха. Пока не пропустишь сквозь себя — фиг поймешь. Я — понял. Вмиг понял множество вещей, осталось только принять.
Когда мы приехали в Васильевку, Каналья так и остался в машине.
— Эльза Марковна, давайте я вас на вокзал отвезу или куда там надо? Забесплатно.
Захотелось голосом Матроскина закричать: «Ура! Заработало» — и пробежаться по двору, изображая самолетик, но я с опаской посмотрел на бабушку. Только бы она не запорола эту, как ее… инициативу Канальи. У нас появился личный водитель — раз! Два — ему теперь будет ради чего не пить.
Бабушка задумалась, опустив голову и потирая подбородок. Помолчала немного и махнула рукой:
— А и пусть!
Я подбежал к Каналье и дал ему «пять».
— А теперь, дядь Леша, расскажите-ка мне про двигатель. И… научите меня водить?
— Нет! — отрезала бабушка. — Эта машина — память о Николае. Не позволю ее разбить!
Хотелось напомнить, что она ее вообще продавать хотела за бесценок, но я просто сложил руки на груди, сделал жалобное лицо.
— Ну пожалуйста! Я обещаю, что буду аккуратным. Я могу, ты же видела!
Она снова смолкла, мы вдвоем с Канальей уставились на нее жалобно. Пришел Боцман, и в полку жалобных взглядов прибыло. Бабушка молча удалилась на кухню на совещание с самой собой, вернулась с трубкой, раскурила ее и сказала:
— А черт с вами! Но если — хоть царапинка, убью обоих.
Бабушка и Боцман остались на дороге контролировать процесс. К ним подошел Юрка.
И снова мы с Канальей дали друг другу «пять».
— Так что сперва? — потер ладони он, — мотор или — за руль?
— За руль! — от восторга я аж подпрыгнул.
Глава 8
Так можно было?
Впервые я порадовался тому, что я — это просто я. Быть мной кайфово! Невозможно передать ощущение, когда в первый раз управляешь автомобилем, кладешь руки на руль, подстраиваешь сиденье под себя и наполняешься предвкушением неизвестного. Заглохну — не заглохну? Смогу ли проехать хотя бы по прямой?