Вперед в прошлое!

И тут я понял, что передо мной не взрослая женщина, а напуганный ребенок. Ей перевалило за тридцать, но она не выросла и не умеет брать ответственность, старается ее переложить на других. Вот только одного не понимает: никто не станет решать в ее пользу.

— Мамуля, — я погладил ее по руке, — хорошо — это когда гармония, правда? — Кивок. — Когда тебе хорошо и хочется улыбаться, так?

— Так.

— А когда ты приходишь домой и боишься вздохнуть, потому что не знаешь, когда прилетит по голове — это плохо. Когда ты готов мокнуть под дождем, лишь бы не идти домой — тоже плохо. Когда знаешь, что у отца есть любовница, а он приходит только для того, чтобы выплеснуть злость. Когда ты — талантливый художник, а тебя ломают через коленку и пытаются сделать ментом. Может ли быть счастливым сломанный человек?

— Рисунки его не прокормят! — нашла аргумент она и заговорила словами отца: — Как он будет жить? Это не профессия!

Сытенький, в тепле — слышали, знаем. Сиди тихо, не говори, когда не спрашивают — тогда авось не заметят и не сожрут.

— Девяностые закончатся, мама, как настал конец НЭПу. То, что сейчас, — это не навсегда. Мы не улыбаемся, мама, мы все время боимся. Поэтому у Бори хронический гастрит. Поэтому Наташка сбегает из дома. Там невыносимо, мы несчастны. Разве ты этого нам желаешь?

— Я хочу, чтобы вы устроились в жизни. — А вот теперь это ее слова. — Я понимаю, что не смогу оплатить вам учебу в хорошем институте, поэтому готовлю к поступлению туда, куда вас точно возьмут.

— И всю жизнь посвятим тому, что нам не нравится? Это называется — персональный ад. Но вернемся к главной причине. Мы несчастны с отцом. И мы все: Наташа, я и Боря не хотим с ним жить. Если заставить нас силой, мы будем искать отдушину в компаниях, и не факт, что хороших. Чем такое заканчивается, ты знаешь. Получается, что не ради детей, правда?

Она потупилась и закусила губу. Не будь бабушки, сверлящей ее взглядом, она уже психанула бы и с криком «Да что ты понимаешь» — надавала бы оплеух, теперь же возразить ей было нечего.

— Так что выбирай, мама. — Она вскинула голову, взгляд у нее был, как у приговоренного к расстрелу. — Если отец останется, мы не вернемся. Если он попытается вернуть нас силой, бабушка напишет письмо в прокуратуру, и его выгонят с работы.

— А тебя лишат родительских прав! Да подумай о себе, в конце концов! — не выдержала бабушка. — Сколько можно позволять вытирать о себя ноги! Все знают про любовницу. И дети, и соседи, и на работе твоей. Шушукаются за спиной. Гони его поганой метлой! Сразу уважение заработаешь. Не смотри так, ничего он тебе не сделает, мы с Наташей сняли побои, посадим эту суку мрачную.

— Я сижу в отпуске за свой счет, — пролепетала она, борясь с подступающими слезами. — Без работы! На что мы будем жить? Что есть?

И опять она уронила голову на ладони и затряслась, только теперь ей и правда было страшно. Шутки ли — в голодные девяностые остаться с тремя детьми? Откуда ей знать, что средний сын ментально чуть ли не вдвое ее старше?

Бабушка психанула, выругалась, как заправский боцман, схватила ее за руку и потащила из кухни…

— Сейчас покажу на что!

Я аж испугался за маму и побежал следом. Пес Боцман тоже испугался, правда, непонятно за кого. Оказалось, мои опасения напрасны, они пошли в огород, где бабушка провела экскурсию, потом повела мать в сарай, показала кур, свинью с пятью поросятами, загон с индюками, курятник.

Закончила бабушка словами:

— Многовато мне одной, не находишь?

Мать растерянно хлопала глазами. Видимо, не на такой прием она рассчитывала, когда ехала сюда. Думала, достаточно будет топнуть ножкой, и мы домой побежим. Бабушка вышла из сарая, подождала нас и подвела итог:

— Как видишь, не пропадете.

Мама всхлипнула, подалась к бабушке. Та сгребла ее в объятия и принялась гладить по голове, приговаривая:

— Глупая моя девочка, наломала же ты дров! Я ж люблю тебя, дуру! И в обиду никому не дам.

Картина «Возвращение блудной дочери в лоно семьи». Опять все решили за мать, но тут хоть обижать ее не будут. Я зашагал прочь, наблюдая, как дернулись шторы на окнах — Боря и Наташа отслеживали, как развиваются события.

Видя, что я направляюсь в дом, они ломанулись в прихожую, чтобы узнать подробности. Я отвел их в зал и все рассказал. Наташка презрительно скривилась.

— Никогда не поверю, что мать посмеет ему сказать: «Пошел бы ты лесом, олень».

— Посмотрим, — улыбнулся я. — Но лед тронулся. Если изгоним демона, мама не сможет нас прессовать в одиночку.

— Йес! Йес! Йес! — Боря запрыгал по комнате, изображая рок-гитариста.

Минут через пять вернулись взрослые, и мы устроили совещание, рассевшись на диване. Мне места не хватило, и я подпер стену, скрестив руки на груди.

— Будем ждать его здесь, — сказала бабушка, ее глаза сверкали праведным гневом. — У меня есть ружье, пусть только попробует кулаками махать!

— А вдруг не придет? — с сомнением проговорила Наташа. — Вдруг обрадуется, что мы все ушли, и в нашу квартиру приведет эту мышь удавистую?