Вперед в прошлое!

На миг мне показалось, что он отречется от Лялиной, и тогда все пропало.

— Будь честен, отец, — подтолкнул его я. — Ты же учил нас быть честными. Ну?

— Тебе какое дело? — прогавкал он.

Я посмотрел на Лялину, и мне показалось, что со дна ее души поднимается черная муть, застилает глаза, она стала белее мела, нос заострился еще больше.

— Люблю, — нехотя бросил он и добавил: — Но и вас я люблю, и маму.

— Присядь. В ногах правды нет.

Он оседлал табурет и сказал:

— Сын, ты еще слишком молод, чтобы понять. — Он шумно поскреб в затылке. — Как бы тебе объяснить. Смотри, ты любишь мороженое, но и колбасу любишь. И как выбрать что-то одно?

Надо отдать ему должное, толковые аргументы, я рассчитывал, что он будет тупить, и мне придется проще. Многих бы его слова поставили в тупик, но не меня. Я покачал головой, заулыбался.

— Па, нельзя параллелить людей и колбасу. Как говорил Христос; «Никто не может служить двум господам; ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть».

Отец поморщился.

— Где ты этого нахватался, в секту вступил?

— Не уклоняйся от темы, па. Не получится. О нас ты не радеешь, признайся себе, будь честным. И женщину свою не обманывай.

Лялина поднялась, желая выйти. Да у нее слезы в глазах! Значит, не навка, а живая! Отец тоже встал.

— Анна, останьтесь, пожалуйста! — попросил я и обратился к отцу, который тоже был растерянным: — Па, живи счастливо со своей любимой женщиной, а мы будем жить сами.

Он снова покраснел.

— Я уж как-нибудь без тебя разберусь!

Похоже, съезжает, хочет оставить все как есть.

— Что для тебя семья, па? — задал я вопрос, на первый взгляд странный.

— Семья — это… семья, — неуверенно сказал он.

— А именно. Перечисли членов семьи.

— Ты из меня идиота делаешь?! — начал закипать он. — Что бы ты вообще понимал!

Так, партия словесно-шахматной эквилибристики начинает сыпаться. Как бы оппонент не перевернул стол! Надо аккуратнее.

— Па, мы не вернемся домой, пока ты там. У тебя больше нет семьи. У тебя есть квартира, к которой ты привык. Хорошая, между прочим, квартира. Тебя это держит?

Он вскочил, навис надо мной, но я не шелохнулся, повел подбородком в сторону Лялиной.

— Позволь себе любить, отец. Или ты не умеешь? Или ты делаешь только то, что выгодно? Мы. Не вернемся. Домой. Пока ты там. Семьи у тебя больше нет.

— Да я… — Он снова собрался угрожать, и я выставил перед собой руку.

— Если ты не оставишь нас в покое, я сдам обрез и скажу, откуда он у меня взялся, а Наташа напишет заявление. Хотя… обреза будет достаточно. Если бы ты нас и правда любил, то хотя бы поинтересовался, где мы и что с нами. Может, у Наташи сотрясение мозга…

— Да что с ней станет…

Я обратился к Лялиной:

— Искренне желаю вам счастья. И очень надеюсь, что вы будете вместе. Все соседи, даже бабка Тонька знает, что вы… встречаетесь. И мать знает и мучается. Положи этому конец, папа, будь мужиком. Хватит нас мучить. Люди — не колбаса. — Я посмотрел на Лялину. — И не мороженое.

— Мальчик! — крикнула Лялина. — Ты ничего не знаешь!

Я направился к выходу, отец устремился за мной. Я затылком чувствовал его ненависть. Обернулся, заглянул ему в глаза, качнул головой.

— Папа. Иди к своей любимой женщине. Не делай глупостей, будет хуже. Если ты меня хотя бы пальцем тронешь, обрез получат твои коллеги. У меня есть кому об этом позаботиться.

— Ты меня шантажируешь? — злобно прищурился он. — Кто? Кто это сделает?

Если бы взгляды убивали, я был бы уже рассеян на атомы!

— Считай, как хочешь.

Он занес руку для удара, но я так и остался стоять. Лялина возмущенно вскрикнула:

— Рома, ты что делаешь!

— Не ходи за мной, — прошипел я и добавил нормальным тоном: — Не усугубляй. Я не отступлюсь и пойду до конца. Точка. Собирай вещи и переезжай сюда. А иначе конец твоей репутации и прощай, должность. Не говняй хотя бы отношения с Анной. Овчинка выделки не стоит, правда. Ты ее любишь, она любит тебя, вот и будьте счастливы!

— В кого же ты такая су-ука, — донеслось в спину.

Хотелось сказать: «Догадайся с одного раза» — но я промолчал, выбежал на улицу, обернулся. Никто за мной не шел.

Никогда не понимал, что удобного в том, что ты мучаешься сам, изводишь окружающих, каждый день предаешь любимого человека. Разве не проще быть честным с собой? Зачем это все? Он боялся, что мы проклянем его, как он проклял своего отца и отрекся от него? Так пусть видит, что нам без него лучше!

Кстати, деда надо будет найти. Вдруг он так же неплох, как Эльза Марковна? Мировая же ведь бабка!

Если отец не успокоится и начнет нас прессовать, я пойду до конца. Ради будущего Наташки и Бориса. Кстати, как там Наташка? Явно лучше, чем в той реальности, когда весь мир против нее ополчился.

В Васильевку я приехал на предпоследнем автобусе, в полдвенадцатого ночи, чувствуя себя сдутым шариком. Я так и не понял, увенчалась ли успехом моя миссия и не выйдет ли отец на тропу войны. Если не идиот, не выйдет.

Глава 18 Планы лелеять