Я остановился, вспоминая, где что на рынке расположено. По идее, валютчики должны быть у центрального входа. Я направился туда и вскоре увидел молодого франта в черных брюках и черной рубашке с огромной золотой цепью поверх нее. В руке он держал пачку рублей, в другой — табличку с надписью: «S, золото». Этого, конечно, щипачи не тронут, у него все схвачено.
На гастролера тоже не похож. Вон, подошел к нему мужик, попытался продать кольцо, передумал и ретировался, ссутулившись. Потом, оставив баулы в стороне, молодая женщина подошла за валютой. Ясно, раз торговцы к нему обращаются, значит свой, можно с ним дело иметь.
— Здравствуйте, — обратился к меняле я.
Он удивленно на меня посмотрел и сразу сказал, думая, что я стащил дома драгоценности:
— Малой, вали домой и положи золотишко на место, пока мамка или бабушка не спохватилась.
Надо же, какой честный меняла! Или он просто не хочет разборок? Я поспешил его успокоить:
— Почем сегодня доллар?
— Девятьсот сорок рублей, — ответил он. — Тебе зачем?
— Решил инвестировать в валюту, — проговорил я, и видя, как круглеют глаза валютчика, пожал плечами: — Инфляция бешеная.
— Хм, — только и выдавил из себя он. — Люблю умных. Тебе за девятьсот продам. Себе в убыток.
— Ой да когда вы себе в убыток работали! Покупаете, небось, за восемьсот.
Он снова хмыкнул, а я продолжил:
— Короче, продашь мне сегодня за девятьсот? Слово сдержишь?
— Да хоть сейчас.
— У меня пока нету. Но вечером приду. Спасибо!
— Я тут до пяти, — крикнул меняла мне вдогонку.
Или показалось, или на самом деле он мне симпатизировал. Нет, скорее происходящее его развлекало. Проходя через парк, я заметил пожилую цыганку, держащую за руку худенькую растерянную девушку, у которой были золотые серьги, цепочка и кольцо. Картина маслом «Удав и кролик». Интуиция подсказала, что эта девочка не отобьется, я подбежал к ним и воскликнул:
— Лена! Ты что тут устроила, там отец заждался. Идем, а то хана нам!
Цыганка не спешила выпускать руку девушки из своей иссушенной лапки, и я замахнулся на нее:
— А ну кыш от моей сестры, ворона ты старая!
Конечно, я не ударил бы старуху, но прием сработал — цыганка отшатнулась, изрыгая проклятья, а я поволок девушку дальше, бормоча:
— Сдурела? Она ж лапши навешает и обдерет тебя как липку.
Девушка некоторое время молчала, а потом спросила:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Убедившись, что опасность миновала, я разжал пальцы.
— А я не знал. Угадал. Лена, Наташа или Аня, остальных — с гулькин нос.
— Спасибо, — сказала она, продолжая идти рядом. — А ты, значит, Саша. В моем городке в каждом дворе есть Саша, а то и двое. И Наташи, да. А на Лен ты наговариваешь!
Наверное, наевшись однообразием, те самые Лены и Наташи начнут извращаться с именами дочерей, и в начале двухтысячных девочки в садиках и школах разделятся на два лагеря: Дарьи и Аглаи против сонмища эльфиек. Ни тебе Оли, ни тебе Леночки.
— Бывай! — я махнул рукой и пошел дальше, не оборачиваясь.
— Я должна знать имя своего спасителя! — крикнула она вдогонку.
— Павел. — Я все-таки обернулся и помахал ей.
Странная. Как из другого мира. Глазища эти огромные зеленющие и волосы русые, будто невесомые, и сама — тростинка. Точно, она напоминает побег тростника с пышной шапкой пушистых волос. Сколько ей лет? Точно больше шестнадцати. Или нет? Не разбираюсь я в возрасте детей.
Возле морвокзала уже кипела торговля, я поспешил на мол и с радостью обнаружил рыбаков, таскающих полные подвесы. Пошла, родимая! Я прибавил шагу, побежал, радуясь еще и тому, что голова не болит. А вон и Наташка, а рядом с ней кто рыбачит — Илья? Похоже на то. И Леонид Эдуардович, его отец. Заметил меня, мужчина встал, помахал рукой.
Я взобрался на второй ярус мола, ответил на рукопожатье. Леонид Эдуардович протянул мне откупоренную стеклянную бутылку «колы». Я набегался, и захотелось пить, потому сперва приложился к горлышку и только потом сообразил, что он мне только что преподнес шикарный подарок. Спохватившись, уставился на этикетку, заставил себя просиять:
— Ух ты — настоящая! Спасибо! Натка? — Я протянул сестре бутылку.
Сестра как раз сняла с крючков очередную партию рыб, с радостью приняла лакомство заморское и принялась пить не торопясь, маленькими глотками, иногда прерываясь и глядя на этикетку.
— Спасибо! — Она кивнула мне, Леониду Эдуардовичу, оставила немного колы и продолжила рыбачить.
— Круговорот «спасибо» в природе, — задумчиво проговорил отец моего лучшего друга. — Если кто и должен повторять это непрестанно, так это я. Они собирались вынести даже одежду, даже подушки, не говоря о прочих ценностях. И деньги, которые я Илье на учебу откладываю, ведь просто так сейчас не поступить.
— И в ваш институт? — уточнил я.
Он махнул рукой.
— Я хочу, чтобы он поступал в Москву.
А в итоге Илья пойдет со мной на военного. Пошел бы. Теперь — конечно нет.
— Но это неважно. Важно то, что ты сделал. Мне Роза, соседка, от которой ты звонил, все рассказала. И про то, как ты с голыми руками на вора пошел, и о том, как просил ее присмотреть за милиционерами. Ты рисковал, хотя мог этого не делать.