Возвращенный рай

Рано утром и поздно вечером звучала эта мелодия на палубе парохода «Гедеон». Каждый верил, что по ту сторону океана его ждут золотые россыпи, и песенка, как всегда, вселяла надежду. Молодые девушки в слишком тяжелых пальто, кое-кто из них с Карпат, взявшись за руки, прогуливаются по палубе; песенка так и светится в их глазах, преисполненных надежды, и ветер треплет их волосы в это утро вечности. Пожалуй, только эта мелодия имела значение для деревенских парней, вероятно гасконцев, в черных коротких пиджаках и в расшитых сорочках, или ремесленников из Баварии в широкополых шляпах с загнутыми полями и широченных брюках, походивших на длинные юбки. Под эту песню танцевали на палубе до самой поздней ночи и рано поутру на голодный желудок. Ее исполняли на гармони, подыгрывали на гитаре и мандолине, губной гармошке и тянули на шарманке. Она доносилась из буфета вместе с привкусом горько-сладкого пива, из кухни с запахом капусты и подгоревшего жира. Песенка о Клементайн с грустными нотками в припеве — романтика столетия, когда люди уезжали в Америку.

Ах ты, красотка, моя любовь,
моя прекрасная Клементайн!
Тебя нашел я и утратил вновь —
потеря ужасная, Клементайн!

Первые дни после выхода парохода из шотландской гавани море было спокойпо. Эмигранты — пассажиры третьего класса стремились выбраться на палубу из темноты и духоты трюма, чтобы воспользоваться даровой роскошью: вдохнуть свежее дуновение океана или увидеть свет бледной звезды, точно такой же, какая сияет над Стейнлидом. Выходили целыми семьями, располагались на палубе, вытянув ноги или присев на корточки; разворачивали обернутую в газетную бумагу соленую свинину, ржаной хлеб домашней выпечки; тут же мандолина в придачу. Мальчишек посылали за пивом, и начинался пир горой, по сравнению с которым казались жалкими обеды, отпускаемые эмигрантской администрацией. Пели песни, разговаривали на языках, понятных только самим говорившим. Потом, взявшись за руки, водили хоровод. Молодежи было здесь немало. В одиночку или в компании с несколькими друзьями отправлялись они в Америку добывать золото. По вечерам собирались на палубе и при свете керосиновой лампы показывали, кто на что способен: одни — плясали с ножами в зубах, другие — выделывали сальто-мортале, хлопали в ладоши, визжали и кричали так громко, как никогда не услышишь в Исландии. Все это было неотъемлемой частью танца.

Брат и сестра из Лида испуганно смотрели на веселящуюся молодежь. Такие развлечения были под страхом ада запрещены в Исландии указом короля почти две сотни лет назад. Здесь же не заботились о башмаках и не советовали ходить осторожно, чтобы подольше сохранить подметки, как приучают детей в Исландии; и подумать только, вытащили все музыкальные инструменты, которые датские короли считали греховными! Сестра и брат из Лида были единственными молодыми созданиями в этом мире, которые не знавали иного развлечения, кроме посещения церкви, не умели даже кружиться в хороводе. Стоя особняком и держась за руки, они не понимали, что происходит вокруг. Что все это значит? Может, именно так и следует себя вести? А вот один парень взвился волчком и завертелся в воздухе! Потом опустился на ноги! Уж не новый ли это способ славить бога?

— У меня по коже мурашки бегают, — сказал Викинг, когда под музыку волынок и барабанов веселье достигло апогея.

— Я даже рада, что мама нездорова и не видит всего этого представления, — сказала сестра. — Испугалась бы до смерти. А мне так стыдно, что я готова бежать и спрятаться подальше!

Но как ни тяжело было сносить это зрелище, брат и сестра никуда не делись, продолжали стоять словно зачарованные.

Они позабыли о времени и пространстве, их охватило очарование, рождавшее в душе жажду другой жизни. Не успела девушка сообразить, в чем дело, как один парень схватил ее за талию, оторвал от брата, заключил в объятия, и вот они уже закружились в танце. Это был один из парней, которые так легко кружатся под мелодию «Клементайн». А юная девушка в одежде из грубого домашнего сукна? Наверное, под ее рубашкой жила другая, та, которая чувствовала и такт и ритм и следовала ему, не ошибаясь. Она сама по себе постигла искусство, которое датский король запретил в Исландии. Что это так неожиданно и непонятно затрепетало во всем ее теле? Все так странно — думаешь и удивляешься, ты ли это?!