Возвращения домой

И тут, раскипятившись, он допустил одну тактическую ошибку: в доказательство того, что помнит все дела фирмы, которые знал четыре года назад, он начал приводить все новые и новые фамилии.

Овладев собой, Лафкин все еще раздраженно, но сухо обратился к Роузу:

– По-моему, эти подробности вряд ли окажутся нам полезными!

– Быть может, остановимся на этом, Кук? – спросил Роуз вежливо, зло и настойчиво.

Словно забыв о происшедшем, Лафкин сказал:

– Значит, вас только интересует, достаточно ли у меня людей, чтобы выполнить эту работу? Могу заверить вас, что достаточно.

– И вы не будете ни сейчас, ни потом требовать у нас дополнительного штата специалистов? – вкрадчиво спросил Роуз.

На лице Лафкина ничего не отразилось.

– Только в разумных пределах.

– Каковы же эти пределы?

На мгновение тон Роуза стал не менее резким, чем у остальных.

– Я не могу принять на себя неограниченные обязательства, – спокойно и веско сказал Лафкин, – как не смог бы на моем месте никто другой.

– Это вполне понятно, я очень и очень благодарен вам за откровенность, – снова приторно вежливо сказал Роуз.

И так же вежливо повел обсуждение дальше. Время шло, в комнате становилось все холоднее, присутствующие топали ногами, чтобы согреться. Но не в обычае Роуза было не выслушать все доводы, даже если он с самого начала пришел к какому-то решению. Шел уже второй час, когда он наконец повернулся к Лафкину:

– Не знаю, как вам, а мне кажется, что на сегодня хватит.

– Надо заметить, что многое прояснилось, – вставил Джон Джонс.

– Когда мы встретимся в следующий раз? – спросил Лафкин.

– Я доложу о результатах сегодняшней беседы шефу.

Роуз употребил это слово со свойственной ему иронической интонацией, он был не из тех, кто прячется за спину другого. В отличие от министра он не боялся сам сообщить дурную весть. И впрямь, отдав дань должной вежливости, он произнес это необычно резко.

– Я уверен, он захочет выяснить у вас еще некоторые подробности. Не сумеете ли вы встретиться с ним, – а быть может, и я к вам присоединюсь, – еще на этой неделе? Не берусь предсказывать, какое решение мы сочтем наиболее приемлемым для всех нас, но мне представляется вполне возможным – разумеется, я высказываю только собственные мысли, – что нам покажется, будто мы предъявляем к вам такие непомерные требования, которые, по крайней мере сейчас, несправедливо ставят вас в крайне трудное и невыгодное положение. Возможно, мы придем к выводу, что ваши чрезвычайно ценные услуги следует сохранить в резерве и воспользоваться ими несколько позже.

Понял ли Лафкин, что это конец? Иногда он умел оценивать события абсолютно трезво, но, подобно другим энергичным людям, казалось, обладал даром при желании включать и выключать это умение. Так, он часто надеялся и боролся еще долго после того, как вопрос был решен; а потом вдруг совершенно ошеломлял людей, заявив, что давным-давно списал это дело в архив. Сейчас он разговаривал с Роузом с уверенностью и убежденностью человека, который считает, что, хотя переговоры приостановлены, при умелом подходе он сумеет добиться своего.

В тот же вечер Гилберт зашел ко мне. В это время я, как всегда перед уходом, просматривал свои бумаги. В прошлом году, когда я, он и Маргарет обычно проводили вечера вместе, он постоянно заходил за мной, примерно в этот час, и сидел, ожидая, пока я соберусь.

Уже много месяцев он этого не делал. Часто, когда мы с ним завтракали или после завтрака прогуливались в парке, он вдруг задавал мне вопрос о моих отношениях с Маргарет, расставляя силки так, что мне приходилось или лгать, или признаваться. Он знал ее, знал ее семью и знакомых, от него не могло укрыться, что мы с ней проводим вместе много вечеров, но, понимая все это, я тем не менее отвечал ему так, будто рассказывать просто не о чем.

Заметив в дверях его силуэт – комната была освещена только настольной лампой, – я вдруг почувствовал прилив теплоты к нему.

– Ну, – сказал я, – без вас нам бы не удалось победить.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь всерьез прислушивался к моим словам, – отозвался Гилберт.

Ответ его прозвучал насмешливо и смущенно, словно он отвечал на льстивые речи в гостиной, но он говорил искренне. Гилберт не мог поверить, что люди способны обратить внимание на его слова.

Затем он рассмеялся хрипло и громко, как смеются сильные, грузные, энергичные люди.

– Черт побери, а мне это понравилось, – воскликнул он.

– Что именно?

– Понравилось, как я спутал их карты.

– Вы сделали все, – сказал я.

– Нет, я только выставил все в смешном свете.

Он не понимал, что его храбрость оказалась поддержкой для более осторожных людей. Я хотел объяснить ему это, выразить мое восхищение им. Поэтому я сказал, что должен встретиться сегодня с Маргарет; не хочет ли он присоединиться к нам?

– С удовольствием, – ответил Гилберт.