— И знаете, с той поры их отношения наладились. Когда мой отец умер, Джайхани по праву друга шел за его гробом. Потом он стал регентом малолетнего эмира Назра.
Балами покачал головой, как будто удивляясь скорости течения времени.
— А что же с этим несчастным?
— С подателем письма? — визирь усмехнулся. — С ним все в порядке. Как и было предписано, отец даровал ему двести тысяч дирхемов. Одел, обул, снабдил всем необходимым, включая десять хороших лошадей и десять конных невольников в подобающем облачении. И отправил в Хорасан, а в компанию ему невзначай назначил своего верного человека. И тот потом рассказал, что иракец явился к Джайхани и потребовал, чтобы тот забрал у него полученное обманом имущество. По словам соглядатая, очень на этом настаивал. Прямо выходил из себя. Дескать, Джайхани оказался в долгу перед Балами, так пусть возьмет то, что привез иракец, и вернет владельцу, искупив долг. А ему, иракцу, жизнь, сохраненная благодаря милости этих двух благородных людей, все равно дороже любого имения. Но Джайхани отказался взять у него хоть что-нибудь. И, наоборот, богато одарил. Ведь состязание в великодушии ничем не отличается от других состязаний. Правда, дорогой Джафар?
— Правда, — кивнул Джафар. — Жаль только, редко удается понаблюдать.
— Да уж, — вздохнул Балами. — Это вам не скачки.
Он задумчиво огладил себя по узкой, аккуратно стриженной бороде.
— Оба они были очень умными людьми, дорогой Джафар. Ведь великодушие — это свойство ума, не так ли? Глупый может быть добр... но великодушен?
Вряд ли, вряд ли. Даже врага лучше иметь умного. Он может обыграть вас — но обыграв и добившись победы, не позволит низости по отношению к вам.
Джафар кивнул.
Балами пригласил его, конечно же, не для того, чтобы развлекать поучительными историями и рассуждениями о свойствах ума.
— Конечно, — сказал Джафар. — Наверное, вы слышали притчу о том, как Господь создавал разум.
— Напомните.
— Всевышний старался создать его как можно более совершенным. И когда наконец создал, то посмотрел и сказал: “Приблизься!” Разум приблизился. Господь снова вгляделся. “Отступи!” — и разум отступил. И Бог сказал сам себе в восхищении: “Клянусь Своим Могуществом и Своим Величием, Я не создавал ничего величественнее этого!..”
Балами рассмеялся.
— Да, да, вы правы. Разум — это самое большое богатство, что может достаться человеку. И самое большое счастье. А что делать тому, кто его лишен? Согласитесь, прочие увечья не идут ни в какое сравнение с этим. Если нет ноги, можно взять костыль. Но где такой костыль, что заменил бы отсутствие ума?
Большая оса, появившись невесть откуда, совершила спиральный маневр, нацеливаясь, вероятно, на сочившуюся сладостью грушу. Однако, как будто уяснив намерение темнолицего слуги, безмолвно стоявшего у входа (при ее появлении он подался вперед, встревоженно вглядываясь), тут же скользнула влево, пронеслась мимо виска (Джафар услышал мелодичное пение крыльев) и мгновенно растворилась в ослепительном сиянии над зеркалом воды.
— Не успеешь помянуть что-либо, как упомянутое тут же появляется перед вами, — вздохнул Балами, проводив ее взглядом. — Оса прилетела, теперь дело за крокодилом.
И сказал затем, как будто возвращаясь к начатому:
— Вы, Джафар, очень умный человек.
— Полно вам! — возразил Джафар, благодарно прижимая ладони к груди. — Моего ума хватает лишь на то, чтобы ценить ваше бесценное расположение.
Балами отмахнулся.
— Кроме того, вы наблюдательны. К вам тянутся ваши поклонники, вы можете слышать разные мнения. Вы близки к простым людям, к народу, — Джафар поднял брови, Балами поправился: — Во всяком случае ближе, чем, скажем, я. Или даже наш уважаемый миршаб. Мы оба ему в подметки не годимся: миршаб отвечает за порядок в городе, а потому знает каждую собаку. Его боятся, не спорю, но что он ведает о людях? Какой безумец станет с ним откровенничать?
Он хмыкнул, как будто изумляясь нелепой идее насчет откровенности с миршабом.
— Вы мне льстите, — машинально пробормотал Джафар.
— И поэтому, отдавая должное вашей осведомленности, хочу также обратиться к свойственным вам и уму, и проницательности. Как вам представляется, что происходит в Бухаре? Как ее народ относится к тому, что в милости у эмира оказываются совсем новые люди?
— Вы, конечно же, имеете в виду Нахшаби?
— Ну да.
Джафар понимающе кивнул.
Мухаммед Нахшаби завоевал столь стремительную и широкую известность, что даже касательно способа его прибытия в благородную Бухару существовало несколько противоречивых мнений.