Возвращение в Панджруд

Однако мнение господина Гургана, приводимое в качестве аргумента при разговоре о поэзии, — это нечто совсем новое. Прежде именем господина Гургана можно было добиваться назначения на какую-нибудь должность. Или, наоборот, пытаться свалить того, кто эту должность занимает... то есть почему наоборот?.. вовсе не наоборот, а именно для того, чтобы занять ее самому.

— Ах, вот как, — задумчиво сказал он. — Спасибо, что вы сообщили мне об этом. Мнение господина Гургана чрезвычайно важно для меня. Но все же я, должно быть, не получил неких важных известий... что, разве господин Гурган уже назначен Царем поэтов? На самом деле? Отныне именно его волей определяется порядок чтения стихов эмиру?

Калами вскинул затравленный взгляд.

— Нет? Еще не назначен? Тогда отношение господина Гургана к вашим произведениям — это дело личного вкуса господина Гургана, будь он здоров и благополучен. И ничего больше. До свидания. Дафтари, прошу вас!

Дафтари уже стоял наготове у колонны, мелко кланяясь и то плотно скручивая, то вновь развивая свой свиток.

Калами тяжело поднялся, шагнул было, остановился.

— Позвольте, я расскажу вам одну историю.

Голос его подрагивал.

— Короткая история, высокоуважаемый Джафар... можно?

— Разумеется. Слушаю вас.

— Там, где я жил в детстве, водились львы... понимаете? Львы.

— Я понимаю, — кивнул Джафар. Он уже жалел о своей резкости. — Львы.

— Да, так вот. Однажды мы с братом пошли в соседнее село... отец послал отнести мелкий долг тамошнему дихкану. Мы поднялись на холм. Под холмом текла река. Даже не река... ручей. По камням можно перейти. К концу лета он почти пересыхал. И увидели льва. Он лежал у реки... большой такой лев.

Калами покачал головой, как будто снова удивляясь делам давно прошедшего.

— Мы не знали, что делать... боялись. Сидели на холме. И домой нельзя вернуться — отец ведь послал нас... и вперед тоже не пойдешь. Лев все-таки... не собака ведь, а лев. Понимаете?

— Понимаю, — сказал Джафар.

— А потом со стороны Сангибазара появился человек. Мы закричали ему, замахали, чтобы предупредить. Но он нас не слушал. Он увидел льва, достал из-за спины лук, наложил стрелу, натянул — и пошел на него. Когда приблизился, лев прыгнул, а он выстрелил. И поразил. Должно быть, попал прямо в сердце. А потом выхватил нож и прикончил.

Калами сжал кулаки и дернулся так, будто сам только что это сделал.

— Вытащил стрелу, сунул в колчан. Колчан снял. И лук положил на камни. Разулся — он в сапогах был, — разделся и тут же бросился в воду. Поплескавшись, вышел на берег, выжал волосы и оделся. Потом надел один сапог, прилег на бок и долго пробыл в таком положении. Мы не знали, что и думать. “Клянемся Аллахом, — сказали мы друг другу. — Он молодец, но перед кем же он хвастается?”

Калами загадочно усмехнулся, глядя на Царя поэтов сощуренными злыми глазами.

— В конце концов мы спустились к нему. Он лежал, как и прежде... он был мертв. Мы не понимали, что случилось. Потом брат осмелился снять тот сапог, что он успел надеть. В сапоге мы нашли маленького скорпиона.

Калами протянул сложенные щепотью пальцы.

— Ма-а-аленький! По сравнению с человеком — просто крошка. И по сравнению со львом — сущая мелочь.

Глаза поэта светились восторгом.

— Но он ужалил этого человека в большой палец — и человек тотчас умер! — торжествующе закончил он.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Джафар.

Калами победно усмехнулся.

— Победителям львов следует бояться скорпионов, — ответил он. — Спасибо вам, учитель, за науку. Я пойду. А денег мне от вас не надо.

Повернулся и пошел к дверям, неслышно ступая по цветастым паласам.

* * *

Сидел, низко опустив голову и растирая виски пальцами.

Легкое веяние воздуха и близкий шорох.

Со вздохом поднял взгляд.

— Здравствуйте, учитель, — сказал Умед Дафтари, низко кланяясь. — Как вы себя чувствуете? все ли в порядке?

— Садись, садись... все хорошо, спасибо... как сам?

— Вы так заботливы, учитель. Все хорошо, учитель, спасибо.

Узкое смуглое лицо Умеда Дафтари дышало приветливостью и уважением, черные глаза сияли волнением и радостью.

— Хотел посоветоваться насчет завершения касыды.

— Давай посоветуемся.

Умед Дафтари — милый парень. Сколько ему? — наверное, нет тридцати. Поэзия невеликая... повторы бывшего, перепевы... самоповторы... Но все же иметь с ним дело — это совсем не то, что с дураком Калами. Совсем другое дело. Простой и милый парень. Симпатичный. Славный. Ему подходит его имя — Умед[48]. Действительно, на такого можно возложить надежды. Мягок в обращении, ласков, любезен — но, пожалуй, может и характер показать. Приятно, что он, судя по всему, несет звание ученика с радостью и гордостью. В отличие оттого же, скажем, Калами. Тому его формальное ученичество — нож острый. Уверен, что это горькая несправедливость... а если бы по справедливости, так он и сам мог бы всю эту серость кой-чему поучить... страдает из-за этого, терзается недооцененностью.

Как надоело, господи.