В салоне моей землянки пристроили еще одну кровать. Все утрясли, определили, отец занялся своими служебными делами. Мне было приятно каждый день видеть рядом отца, а вот ему быть рядом с сыном-летчиком оказалось нелегко. Условия для него, конечно, были лучше, чей раньше, но мои вылеты на задания и неизбежные потери полка постоянно выводили его из душевного равновесия. Стоило отцу узнать, что я нахожусь в полете, как работа валилась у него из рук. Он быстро подружился с Погорелым, и тот по его просьбе то в дело мчал батю на аэродром. Жизнь на аэродроме била ключом. Непрерывно взлетали и садились самолеты. И отец метался между ними, искал меня. Когда же я возвращался с задания, он встречал меня со слезами на глазах.
- Володька, как можно вытерпеть этакое пекло? - не раз говорил он. - С таким грохотом несешься вверх! И в кого только ты пошел?
Я смеялся в ответ, все превращал в шутку, а он уходил с аэродрома, чтобы вечером, оставшись наедине со мной, снова вернуться к этому разговору. Пришлось запретить Погорелову привозить отца на аэродром, особенно во время полетов. К счастью, батя постепенно свыкся с нашей неспокойной жизнью, и мы дружно прослужили с ним вместе почти до конца войны, когда его демобилизовали по возрасту.
Нашу дивизию наградили орденом Суворова. В связи с этим командование организовало товарищеский ужин. По телефону нам передали некоторые дополнительные разъяснения: всем предложили явиться при орденах, так как за столом вместе с нами будут находиться французские летчики.
До сих пор с летчиками полка "Нормандия-Неман" мы встречались только в воздухе, сменяя друг друга в процессе патрулирования над передним краем. Их "яки" в честь цветов французского национального флага имели сине-бело-красные носы, и эти машины было очень легко узнать. Кроме того, "раяки" - так называли себя французы по радио в воздухе (идея создания полка возникла на авиабазе Раяк) - имели свой почерк боя и свободного полета. В группах летали пеленгом, ромбом, фронтом. На задания выходили одновременно дружной эскадрильей, а то и целым полком. Домой возвращались по одному-двое. Воздушный бой строили на несколько иной, чем мы, тактической основе. Сражались французские летчики мужественно, искусно. Все они обладали молниеносной реакцией, умели выжать из машины все, на что она способна. Трогательным было их внимание к нам, своим соседям: не было дня, чтобы "нормандцы" не пролетели над нашим аэродромом, не засвидетельствовав своих дружеских чувств.
В эфире мы уже "перехватили" несколько фамилий и имен летчиков "Нормандия-Неман". Из соседних полков дошли до нас, подобно легенде, рассказы о том, как была сформирована эта необычная авиационная часть{10} и какие подвиги совершили ее летчики в боях за советскую землю.
Авиатехники без устали пересказывали подробности гибели летчика парижанина Мориса де Сейна и механика самолета Владимира Белозуба. Из уст в уста передавалось шутливое напутствие старшего летчика П. Лорийона молодому барону Франсуа де Жоффр, только что прибывшему на фронт. Звучало это напутствие примерно так: "Наше дело не такое уж трудное, барон. Ты пристраиваешься в хвост фрицу. Как только увидишь, что черные кресты прямо у тебя перед глазами и вот-вот дотянешься до них рукой, жми на гашетку. В тот же миг фриц готов для гроба. Выше голову, барон! Вскоре все это испытаешь на деле..."
Узнали мы и о том, как Лорийон таранил "фокке-вульфа", отбив ему киль крылом своего "яка". Стиль обращения "нормандцев" друг к другу быстро переняли многие летчики и техники. "Мой командир!", "Мой капитан!" - можно было нередко услышать в то время у нас на аэродроме.
Жан Луи Тюлян, Марсель Лефевр, Пьер Пуйяд, Луи Дельфино, Жак Андре, Ролан де ля Пуап - эти имена мы произносили с особым уважением.
И вот первая встреча в просторном зале за праздничным столом. Здесь был и наш командарм Т. Т. Хрюкин, и комдив Г. Н. Захаров. Французы резко выделялись своими фуражками с полосатыми околышами и красными куртками с нашивками на рукавах.
Как только "нормандцам" представили нас, сразу началась своеобразная беседа: в ход пошли жесты, мимика и те немногие слова, которые мы знали. В центре внимания оказались Головачев, Лорийон, Амет-Хан, де Жоффр, Борисов, Кастен, Королев. Я познакомился с командиром полка Луи Дельфино и с помощью переводчика завел с ним разговор.
Было что-то символическое и волнующее в этом единении советских и французских летчиков. Посланцы Франции, находившиеся вдали от родины, чувствовали себя среди нас свободно и уверенно. Радостно звучали их задорные голоса, непринужденный смех. Каждое их слово, каждый взгляд, каждое проявление чувств по отношению к советским летчикам были сердечными, теплыми, мы отвечали тем же: за столом помогали выбрать еду повкуснее, до краев наливали их рюмки. Французы были столь же внимательны к нам.