Нового Юриного приятеля звали Виктор Южин. С Виктором Юру поселили в одной комнате интерната, или пансиона, как предпочитали называть заведение некоторые искушенные в тонкостях такого рода взрослые. Мальчики, Юра и Виктор, были приняты в девятый класс, то есть считались старшими, и, следовательно, им полагалась кое-какое – в пределах разумного – послабление режима и комната на двоих, а не на четверых, как младшим и средним школьникам.
Виктор был здешним старожилом, знал в школе все входы и выходы и укромные уголки, прекрасно изучил окрестности, весьма живописные. Он нередко, но только когда точно знал, что избегнет наказания и выговора, сбегал теплым бабьим летом на Клязьму, на северном берегу которой, далеко за Щелковым, располагался интернат, или в близлежащий поселок, если не перевелись полученные от родителей карманные деньги. Когда Виктор убедился, что Юра не ябедник, то иногда стал прихватывать и его с собой за компанию.
Виктор был старожилом, то есть если задуматься, ребенком практически брошенным – с родителями, давно работающими за рубежом, он проводил лишь месяц в году, положенный им отпуск. О родителях Виктор говорил скупо и загадками, отводя глаза к далекому горизонту. Информация, поданная таким образом, прочитывалась как намек на то, что родители работают в советской разведке, где-то за границей выполняют сверхсекретные и крайне сложные задания, что люди они отважные, умелые, умные и прозорливые.
Но многоопытный Михаил Муратович, когда Юра рекомендовал ему Виктора и испрашивал разрешение привести приятеля в гости на праздник, на Седьмое ноября, отвечал в своей неторопливой, рассудительной манере, приглаживая чуть поседевшую бакенбарду:
– Ты, Юра, разумеется, можешь приводить к нам своих друзей. Я ведь давно предложил тебе рассматривать этот дом как свой собственный, а нас – как твою вторую семью. Но советую тебе, чтобы не было в дальнейшем разочарований, не все рассказы и намеки твоих сверстников принимать за чистую монету. Лучше сразу дели все надвое, а то и на двадцать два. Просеивай информацию, развивай наблюдательность, анализируй, тактично проверяй, не теряя уважения к… собеседнику. Делай выводы. Это основы дипломатии, молодой человек, – мягко улыбался Михаил Муратович. – То есть что я хочу сказать? Хочу напомнить тебе о специфике того учебного заведения, в которое ты поступил. Дипломатия (я бы в данном случае взял это слово в кавычки), дипломатия, Юра, не всегда, к сожалению, в лучшем своем проявлении, вошла в плоть и кровь тех милых и талантливых детей, которые нынче учатся рядом с тобою. Ты, Юра, в некотором роде белая ворона в коллективе вашей школы. В потенциале это не слишком хорошо, но, к счастью, как я вижу, только в потенциале. Будь ты менее цельной и менее обаятельной личностью (о, не смущайся, умей ценить себя!), случилось бы – что? Испытание на разрыв. Не происходило ли с тобой каких-нибудь досадных неприятностей? Таких, что случаются с новенькими в детских или подростковых коллективах? Не дразнили, не провоцировали? Не было ли злых розыгрышей? Нет? Значит, я оцениваю тебя совершенно верно, значит, я не ошибся в тебе, Юра. Я доволен тобой, ты заслуживаешь уважения. Да! Так о чем мы? О твоем друге… ммм?
– О Викторе, – правильно расценил заминку в речи Михаила Муратовича Юра. – Его зовут Виктор Южин.