Возвращение в Форност

Впрочем, не хотели они более воевать с Тьмой в открытую. Тайные посланцы, несущие тайное знание Двоих Учителей из Мира Света, разбредались по разным краям Востока. До самого Кханда и Ближнего Харада донесли они это знание, и Саурон забеспокоился. Когда пришел он сам на Восток, изгнанный из Темного Леса (было это в начале третьего тысячелетия Третьей Эпохи), то послал против Сам-Бала могучее войско из вновь порабощенных степняков. Но все они пали в боях, и тела их были скормлены драконам гномами или растерзаны свирепыми воителями из Горного Племени, унаследовавшими орочий нрав. Иных, впрочем, как говорят, увели в подземелья Сам-Бала, пред очи Двоих, и страшна была их судьба. Ибо Свет, исходивший от Двоих, затмился, и Светлые Боги стали более жестоки и менее милосердны, чем прежде. Говорят, что дух Фанкила витал в подземельях и к нему направляли Двое своих учеников. «Ибо, – говорили они, – в борьбе с Тьмой надо познать самое Тьму. Оба рода дел должны испробовать вы, чтобы сделать выбор».

В честь того духа, чтобы задобрить его и получить от него наставления, вершились ужасные деяния. Но и сами Боги сурово мстили за любое неповиновение и требовали от всех подданных и учеников щедрых даров. Саурон больше не посылал войск на Восток, и мощь Двоих возросла. Но тайная война не прекращалась – до самого падения Барад-Дура. Тогда внезапно ослабла сила Двоих, и за несколько месяцев на глазах изумленных рабов превратились они из полных сил величественных старцев в высохшие мумии. В ужасе многие тогда бежали из Сам-Бала, и власть Палат Власти ослабла. Тогда многие ученики, рассеянные по странам Востока и Юга, стали чародействовать и призывать темных духов без оглядки на Учителей и творить немало зла себе и другим. Но говорят, что доселе возвышается в Восточных Горах Чертог Власти, Сам-Бал Ах-Тангир, и туда сходятся для ученичества и посвящения чародеи со всех концов Средиземья. И говорят также, что в самых глубоких глубинах Сам-Бала, в зале Ах-Гилта, где мощнее всего ощущается дух Фанкила, восседают на черных престолах в светлых одеждах два мертвых тела с живою душою, сжимая в костлявых руках потемневшие от времени посохи. Пред их вечно живые очи, глаголющие без слов, являются алчущие высшего посвящения, и познают там тайну Единства Света и Тьмы, и выходят из темного зала, оставив свой человеческий жребий… Так говорят на Востоке.

Теперь молчали все, кто слушал Беатора. Плащ Данно Акайна беззвучно подгорал, Кэбидж помешивал деревянной ложкой с длинной ручкой мясное варево в котле, Табарин шумно чесал в бороде, но никто не посмел вставить хотя бы словечко.

Тогда прозвучал меланхоличный голос эльфа:

– Я не знал этой легенды, сударь Беатор.

– Для меня это лучшая похвала… – начал было гондорец, но его сейчас же прервали:

– А я вот знал.

Оказывается, Агдалон успел войти, поставить ведра и услышать… сколько он слышал? Половину? Треть? Неважно. Узкое смуглое лицо мага излучало гнев. Смотрелся он жалко: хламида из тонкого полотна с разноцветными ленточками и таинственными серебряными бляшками, нашитыми тут и там, промокла насквозь, у ног Агдалона накапала порядочная лужа. Черная бородка усеяна была крупными росинками. Красные руны, начертанные на белом тюрбане, медленно расползались – как видно, нет такой магии, которая была бы способна превратить неводоотталкивающие чернила в водоотталкивающие… Ноздри нервно трепетали над тонкими губами, но впечатление смазывалось огромной каплей воды, повисшей на самом кончике носа. И только глаза, мраморно-серые глаза Агдалона, еще способны были внушить кое-кому ощущение грядущих неприятностей. Но и мажьим глазам не дали как следует развернуться. Домовитый Кэбидж запричитал:

– Ай-яй-яй! Что ж вы плащик-то не надели, сударь маг? Дело ли это – шляться под дождем в таком невразумительном виде! А? Очень исправный плащик, сносу ему нет, спасибо Кирдану Корабелу!

– Я знаю эту легенду!

– А не хотите ли табачку, сударь маг? Живее согреетесь…

Агдалоновы глаза несколько притухли, но гнев его все еще жаждал пищи:

– …И я знаю, как гондорские школяры и профаны исказили ее! Потому что был в тех местах и поклонился Двум. И в тело мое вошел неземной восторг, и ладони мои сверкали молниями, и чистый свет исходил от моих глаз. Это была радость, святая и древняя, благороднейшее золото древности. Кто, как не сам творец Арды, мог оставить неисчерпаемый кладезь силы в дикой глуши? Кому, как не ему, подвластно умение доставлять любому существу моментальное счастье? Истина в том, что Двое были подлинными посланцами его, не понятыми и не принятыми землею, погрязшей в невежестве. Я знаю, я испытал!

И хотел было Беатор возразить магу: мол, и Тень, царствовавшая в Мордоре, способна была на многое. Да и прислужники ее не лыком шиты. А до нее была еще тень пострашнее и помогущественнее… Да только заколебался гондорец. Нет, он не боялся мага. Но нужно ли затевать ссоры и споры внутри отряда? Хаддар за это по головке не погладит. И пока Беатор колебался, дело решилось само собой.

В дверь постучали. Табарин:

– Кто б ты ни был, можешь войти.