Немцы вели наблюдение на всех дорогах, ведущих из Норвегии в Швецию, но поскольку линия границы на протяжении многих миль идет по непроходимому лесу, держать все пространство под контролем было невозможно. Кроме того, немцы страшились наших лесов, опасаясь за свою жизнь, и их патрули ходили в основном только по опушке леса. Патрульных то и дело убивали, даже несмотря на не знающую пощады месть гитлеровцев — расстрелы мирных жителей. В одной маленькой усадьбе в долине Гюдбрансдален, где жили знакомые Ханса, немцы расстреляли единственного «мужчину», который оказался там, это был одиннадцатилетний мальчик, они расстреляли его у входа в амбар, на глазах у матери и маленькой сестренки, только потому, что им показалось, что с территории этой усадьбы велась стрельба. Страх немцев перед стрельбой из-за угла был патологическим и во многом непостижимым для норвежцев, ведь мы видели, что немцы способны наступать огромной военной массой, выполняя команды своих командиров, и при этом демонстрировать презрение к смерти, но панически боялись быть убитыми гражданским человеком, да еще стрелявшим из обычной винтовки или охотничьего ружья. Нам было известно, что немецкие солдаты, разместившиеся в крестьянских усадьбах вдоль долины, не решались ходить ночью «на двор» (вместо городских туалетов в большинстве норвежских усадеб для этой цели существуют маленькие симпатичные домики рядом с хлевом). Мне доводилось слышать от крестьян, дома которых были сожжены дотла, что их утешает сознание того, что, после того как в их домах уже «погостили» немцы, эти дома все равно нельзя было бы полностью очистить от следов их пребывания, дух «Deutschtum», «немецкий дух», по их словам, все равно никогда бы не выветрился. В целом, в Норвегии уже сложилось впечатление, что в своем подавляющем большинстве немцы отнюдь не отличаются храбростью, во всяком случае в том смысле, в каком понимаем мужество и отвагу мы, норвежцы. Поэтому вполне естественно, что наши крестьяне и их жены не могли понять, почему считается преступлением то, что они просто защищают свои дома против каких-то чужаков, которые пытаются по-разбойничьи вломиться к ним: мы не привыкли воевать, напротив — мы привыкли проявлять гостеприимство ко всем, кто приходит в нашу усадьбу, кто деликатно и уважительно относится к хозяевам, а не грубо врывается. Таких мы всегда полны решимости вышвырнуть вон.
Хансу было что порассказать об увиденном во время этой войны у нас, в Норвегии, в частности о том, как немцы пытались использовать мирное население, женщин и детей, которых они гнали впереди себя, чтобы не дать норвежским солдатам открыть огонь. В некоторых местах это им удавалось, в других — нет, дело в том, что мирные жители сами кричали нашим солдатам: «Стреляйте, стреляйте, не смотрите на нас». Несколько знакомых Ханса из живущих в долине были убиты или ранены именно в такой ситуации. Немцы облили бензином и сожгли дотла военные госпитали во Фрёйсе и Гаусдале[34], несмотря на то что все здания госпитальных комплексов были помечены огромным красным крестом. Постепенно нам стало ясно, что красный крест отнюдь не является защитой от немецкого нападения, напротив — это вызывает у немцев обратную реакцию. По мнению Ханса, это связано с тем, что солдаты немецкой военно-медицинской службы тоже вооружены до зубов и идут маршем или едут на мотоциклах вместе с войсками. Вероятно, немцы ожидали, что и другие армии способны использовать красный крест как прикрытие.
Хансу предстояла печальная миссия: поехать на велосипеде в деревню Капп, на другой стороне озера Мьёса, чтобы сообщить невесте Андерса, что он погиб. По дороге туда он видел, что все населенные пункты разбомблены, все сожжено дотла, ему не попалось ни единого целого дома, кругом одни лишь пепелища. Он узнал, что кое-где немцы набивали дома трупами своих погибших солдат и поджигали, то же самое я слышала от Ларса Муена, который побывал в Бельгии: немцы пытались скрыть масштабы своих потерь. Таким же образом была сожжена и старинная церковь в Кваме[35], одна из самых красивых деревянных церквей в Норвегии[36]. Некоторые немецкие солдаты, возможно, сгорели в огне заживо. До нас доходили страшные слухи, что немцы якобы собирались уничтожить и своих инвалидов для того, чтобы их вид не испортил общей картины ликования, когда наступит день их победы. Мы слышали также о том, что транспортные самолеты, которые должны были доставлять тяжелораненых в Германию, якобы оснащены специальными люками, через которые их сбрасывали в море. Последнее, вероятно, является лишь досужим вымыслом, хотя мне доводилось слышать аналогичные вещи об отношении немцев к своим раненым во время оккупации других стран. Насколько я понимаю, эти сведения исходят от самих же немецких солдат, они абсолютно верили в их достоверность.