Возвращение в Ахен

У Фарзоя не было ни сына, ни брата, ни друга — никого, с кем он мог бы говорить по душам, перед кем не побоялся бы раскрыть свои мысли, кому посмел бы признаться в том, что нуждается в помощи и совете. С годами он становился все более угрюмым и замкнутым.

И только перед Асантао не было нужды притворяться, потому что эта женщина все равно видела его насквозь. Как бы он ни злился порой на ее вмешательство, он понимал: в маленькой колдунье он нашел и советчика, и друга.

Теперь они часто разговаривали вечерами, сидя на пороге ее дома. Когда появлялся вождь, Фрат либо пряталась в глубине дома, либо уходила на холмы.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как наследник Гатала впервые заявил о себе, и Фарзой понял, что его дурные предчувствия начали оправдываться.

Он опять пришел к Асантао. Она вышла к нему с кувшином брусничной воды, и они уселись — Фарзой на бревне, Асантао на пороге. Солнце спускалось за лес, и на лице женщины появился нежный румянец.

Глядя на вождя, Асантао подумала о том, что он сильно сдал, хотя в его белых волосах, стянутых в узел на затылке, по-прежнему не было заметно седины.

Фарзой заговорил:

— Вчера они захватили наши склады. Клянусь рогами Лося, Асантао, слишком уж легко им удалось обнаружить все хранилища. И я знаю, кто тому виной.

Он угрожающе сдвинул белые брови, заметные на его обветренном лице.

— Я не понимаю тебя, Фарзой, — спокойно сказала Асантао.

— У меня не выходит из мыслей этот мальчишка, Эйте, — сказал вождь. — Почему Эохайд так легко отпустил его? Не мог же он сделать это из жалости?

— Почему бы и нет?

Уверенный тон Асантао выводил Фарзоя из себя.

— Я не верю в такие вещи, как бескорыстное милосердие, особенно если дело касается врагов, — с ударением произнес Фарзой.

— Спроси мальчика перед Золотым Лосем, не болтал ли он про склады, — предложила колдунья. — Он не сможет сказать неправду.

— И об этом я подумывал, — тяжело уронил Фарзой. — А если они оградили его своими чарами, чтобы он свободно мог врать? Кто знает, какими силами наделен этот безродный сын реки?

Асантао улыбнулась: Фарзой легко поверил в легенду о происхождении Эохайда.

— Я не думаю, что это так, — мягко заметила она.

— Ты это видишь?

Он тревожно всматривался в ее карие глаза.

— Да, — сказала Асантао. — Я вижу: Эйте не предавал тебя.

— Тогда кто? Кто?

— Не о том сейчас заботишься, — сказала колдунья. — Оставь свою подозрительность до лучших времен. Твой народ скоро начнет голодать. Мы остались без хлеба. Наши владения теперь ограничены деревней и клочком земли на холмах. Эохайд стоит у самых наших ворот. Вчера я считала костры его лагеря.

— Должно быть, он и впрямь пользуется покровительством Темных Сил, — сказал Фарзой.

— Не о том заботишься, вождь, — повторила Асантао.

Фарзой помолчал. В свете угасающего дня он выглядел очень старым и очень усталым, но Асантао нечего было сказать ему в утешение.

Фарзой заговорил глухим голосом:

— Они начнут осаду, возможно, уже завтра. Им не понадобится проливать свою кровь. Они просто дождутся, пока мы лишимся последних сил от голода. И тогда они возьмут нас голыми руками.

Асантао молчала.

— Теперь я понимаю, почему они щадили нас во время последних сражений, — продолжал Фарзой, распаляясь. — Им нужны рабы. Эохайд решил не мелочиться и загнать под свое ярмо всех. — В холодных глазах вождя появилось страшное выражение. — Мы убьем наших женщин и будем сражаться с ними, пока в нас останется хоть капля крови…

— Ты примешь те условия, которые он тебе предложит, — негромко сказала Асантао, словно не расслышав его гневной тирады. — Какие угодно условия. Тебе нужен мир любой ценой. Мир, Фарзой!

Она поднялась со ступенек и теперь стояла перед ним, выпрямившись во весь свой небольшой рост, — женщина с загрубевшими от работы руками, с увядшими цветами в косах — и отчитывала его, главу союза воинов, как несмышленого мальчишку. Заходящее солнце горело в ее теплых глазах, которые умели заглядывать на самое дно души.

Фарзой уронил лицо в ладони и заплакал.

Аэйт проснулся мгновенно, как от толчка, и сжал пальцы на рукояти кинжала. В темноте над ним нависала тень. Лежа неподвижно, он сквозь ресницы рассматривал белое пятно бельма на загорелом лице своего спутника. Если Бьярни сейчас набросится, он ударит его ножом в здоровый глаз. При этой мысли у Аэйта заломило челюсти, и он понял, что изо всех сил стискивает зубы.

Но одноглазый тихо прошептал:

— Аэйт… ты не спишь?

— Нет, — ответил Аэйт. — Что тебе?

— Там, впереди, что-то странное…

Аэйт сел. Его знобило, голова кружилась от слабости. Во рту остался противный привкус.

— Что странное? Куда ты ходил?

— А… возьми. — Косматый Бьярни сунул ему в руку горсть каких-то шариков. На ощупь они были упругими и шелковистыми.

— Что это? — Аэйт поднес их к глазам. Лесные орехи. Он посмотрел на них, как на чудо. — Где ты их нашел?