Возвращение в Ахен

Асантао показалась на деревенской улице. Можно подумать, что это мысли Фарзоя вызвали ее. Утреннее солнце уже пробилось сквозь туман и поблескивало на золотых украшениях ее головной повязки. В толстых косах Асантао синели цветки цикория — такой же знак надвигающейся осени, как стаи перелетных птиц в небе или первые желтые листья на деревьях.

Фарзой встал и кивнул ей.

— Иди со мной, вождь, — сказала колдунья, не здороваясь. — Твой народ стоит под Золотым Лосем и ждет тебя.

— Что-то случилось?

— Да. — Асантао казалась встревоженной. — Но прежде чем ты сделаешь отсюда первый шаг, я скажу тебе одну вещь. Если ты опять захочешь совершить жестокость, то помни: пока я жива, я буду стоять на твоем пути.

Несколько секунд смотрел Фарзой в теплые глаза Асантао.

— Хорошо, — сказал он наконец. И еще раз подумал о предательстве.

Возле Золотого Лося действительно собрались уже почти все. В полном молчании Фарзой прошел вперед, остановился, повернулся к толпе.

— Ради чего вы звали меня? — спросил он.

Вместо ответа вперед вытолкнули паренька в окровавленной одежде, и тот упал на четвереньки у ног вождя. Незаметно оказавшись рядом, Асантао сказала вполголоса:

— Встань, Эйте.

Паренек с трудом поднялся. Фарзой уставился на него тяжелым, неподвижным взглядом. Два дня назад в сражении у речки Мыленной Эйте попал в плен. И вот он стоит перед ними, живой и невредимый. Впрочем, не такой уж и невредимый: правая сторона груди у него перевязана, и кожа на лбу рассечена. Сейчас это не имело большого значения. Важно было другое: он остался жив и каким-то образом сумел вернуться домой. Интересно, какую цену он заплатил за возвращение?

Фарзой поднял взгляд к Золотому Советнику Истины.

Эйте тоже смотрел на Лося. Он знал, что в присутствии этой святыни еще никому не удавалось солгать безнаказанно. Но Эйте и не собирался никого обманывать.

Фарзой долго молчал, прежде чем задать первый вопрос. В деревне было очень тихо, и только где-то в доме плакал ребенок. Наконец вождь спросил:

— Где же ты был эти дни, Эйте?

— В плену, — ответил юноша.

— Как ты попал в плен?

— Должно быть, после того, как меня ударили в грудь. Я плохо помню, как это было.

— Если ты был ранен в битве, то почему мы не нашли тебя после сражения? Сейчас осень, пленных больше не берут.

— Я не знаю, почему они это сделали. Но их вождь не позволил меня добить и велел вынести с поля боя.

— Ты уверен, что это был их вождь? — переспросил Фарзой.

— Да.

— Ты разглядел его?

— Да, — сказал Эйте и перевел дыхание. — Даже слишком хорошо. Вместо плаща он носит волчью шкуру.

Фарзой недоверчиво перевел взгляд с юноши на Золотого Лося.

— Волчью шкуру? Но ведь Гатал погиб.

— Это был не Гатал, — ответил Эйте. — Кто-то другой надел его плащ и взял его меч.

— Как он выглядит? — допытывался вождь.

Эйте покачал головой.

— Я не видел его лица. Он носит кожаный шлем с медными пластинами.

— Так откуда ты можешь знать, что это не Гатал?

— Гатал убит. Это их новый вождь. Его называют Эохайд.

Так в деревне впервые прозвучало имя Эохайда, которое повторялось потом часто и с такой ненавистью, какой никогда не вызывал его предшественник.

— Кто он такой? Откуда взялся? — спросил, наконец, Фарзой.

— Я скажу тебе то, что сумел узнать, — проговорил Эйте вполголоса. — И если это ложь, то пусть она падет на тех, кто солгал мне, потому что я передам тебе услышанное слово в слово.

Фарзой кивнул в знак согласия.

— Кто такой Эохайд, не знает никто, кроме, может быть, кузнеца Эогана, — тихо сказал Эйте. — Однажды его нашли на берегу реки. Он был нем и беспомощен, как новорожденное дитя. В одной руке у него был кусок хлеба, в другой — длинный меч Илгайрэх, посвященный Хозяину Подземного Огня. В их деревне говорили, что его послали сами боги морского берега. Его матерью называют Элизабет, отцом — Темный Илгайрэх.

— Он разговаривал с тобой, Эйте?

— Да.

— О чем?

— Он спросил…

Вот оно. Вопросы. Эйте отвечал на вопросы Эохайда. Вот и разгадка маленькой тайны спасения этого щенка. На лице Фарзоя появилось злое выражение.

Эйте молчал. Ему только сейчас подумалось, что вопрос, который задал ему Эохайд, был довольно странным.

— Что же он спросил у тебя, Эйте? — заранее гневаясь, повторил вождь.

— Он спросил, сколько мне лет.

Фарзой задохнулся, но Золотой Лось продолжал оставаться спокойным и светлым. С трудом взяв себя в руки, вождь заговорил снова:

— И что же ты ему ответил, Эйте? Стал жалобить, говорить, что ты последний сын у матери?

— У меня не было сил, — сказал Эйте. — Я даже не помню, сумел ли вообще ответить хотя бы слово…

— Дальше, — сквозь зубы приказал Фарзой.

Дальше…

Эохайд велел накормить пленника и перевязать его раны, а потом позволил уйти. В двух милях от деревни Эйте нашел Инген.

— Значит, надо так понимать, что этот Эохайд отпустил тебя?

Эйте поднял голову. В конце концов, он не совершал недостойных поступков, и ему нечего было стыдиться.

— Да, он велел отпустить меня.

— Почему?

— Может быть, он хотел, чтобы я рассказал тебе об этом? Может быть, он думал, что узнав о наследнике Гатала, ты испугаешься?

Фарзой презрительно сжал губы. Но он и в самом деле был испуган.