Между тем Гектор размышлял, не торопясь принимать решение. За последнее время он не раз и не два убеждался, как дорою может стоить любая ошибка. Он и прежде слыхал о колдунье Цирцее, от служивших при дворе ею отца персов знал о восточных школах магов и заклинателей, о страшных тайнах, которыми их учили владеть. Царь Трои понимал, что угрозы Цирцеи могут быть реальны, хотя, возможно, она лишь запугивала путешественников, пытаясь сохранить себе жизнь. А оставлять её в живых нельзя — она вновь будет заманивать мореплавателей в свою ловушку и вновь убивать их. Если верить легендам о ней, этой женщине и вправду лет сто с лишним... Кто знает, на сколько ещё колдовские снадобья и чародейство могут продлить её век? Взять с неё клятву? Вздор! Чем она может поклясться? Вряд ли для неё что-то действительно свято. Самому дать ей клятву и потом эту клятву нарушить? Нет, до этого он никогда не опускался и вряд ли сможет это сделать, если бы и захотел.
— Пентесилея, отпусти эту женщину, — спокойно сказал Гектор. — Мы стоим вокруг неё, и у неё вряд ли получится сбежать или что-нибудь против нас сделать. А ты скажи мне, Цирцея: неужто тебе и вправду кажется, что ты такая всемогущая? Ведь ты не богиня.
— Я не ниже богов! — воскликнула колдунья, гордо выпрямившись, едва рука амазонки разжалась на её горле и острый, как бритва, нож исчез в ножнах на ремне боевой сандалии. — Я научилась древним магическим заклинаниям, знаю тайный язык и тайные знаки, которые даруют власть над смертными. Великие подземные демоны и духи воздуха служат мне и исполняют мою волю!
— Это ты служишь им и исполняешь их волю! — проговорил Ахилл, слушавший волшебницу с отвращением. — Коварные и злобные духи умеют пробудить в нас, слабых и глупых, тщеславие и внушить, что мы могущественны. Они любят, когда мы любуемся собой и в этом самолюбовании забываем о добре и справедливости. Наверное, им ничего не стоит и убедить человека, будто они ему повинуются и выполняют его волю, хотя творя зло, он сам выполняет их волю. Они помогают нам тешить свои страстишки, и мы за это по их воле населяем мир смертью и страхом. Ведь демоны сами ничего не могут — чтобы зло обрело плоть, им нужны мы! И мы охотно творим мерзости, лишь бы только думать, будто мы лучше других и больше можем. Дураков они из нас делают, а мы этому радуемся!
— Кто научил тебя так думать? — быстро поворачиваясь к нему, спросила Цирцея. — Откуда ты всё это взял?
— Сам понял, — пожал плечами герой. — Правда, меня воспитал великий мудрец, который многое рассказал мне о Боге и о демонах, но потом вся моя жизнь стала для меня хорошим уроком. А ты живёшь, видимо, много дольше меня, но ничего не понимаешь. Людей я убил не меньше, чем ты, колдунья — это, увы, очевидно. И многие из этих смертей не к моей чести. Но я ни разу в жизни не убивал для своего удовольствия!
Волшебница рассмеялась.
— Меня радует власть. Радует, когда в моей власти оказываются сильные мужчины и я могу делать с ними всё, что захочу! Обычно мужчины владеют женщинами, а я сама владею ими!
— И что, они от тебя рожают? — спросила Пентесилея так спокойно и небрежно, что все трое мужчин подавились от смеха, хотя до того были совершенно серьёзны.
Глаза колдуньи налились злобой, из бледно-серых они вдруг стали по-кошачьи жёлтыми, и в красивом лице явилось внезапно нечто жуткое, совершенно нечеловеческое.
— Вы все можете сильно пожалеть! — прошипела красавица. — Я... Я не привыкла, чтобы меня судили!
— А я не привык, чтобы мне угрожали, — спокойно сказал Гектор. — Думаю, мы всё же покинем остров без твоего разрешения, Цирцея, потому как едва ли с тобой договоримся. Другое дело, что мне страшно не хотелось бы убивать женщину.
— Зато мне страшно хочется её убить! — вмешался Одиссей. — На моих глазах погибали мои спутники. Так что, если позволите...
Троянцы невольно взглянули на итакийского базилевса. И в это мгновение ловкие пальцы волшебницы раскрыли оправу крупного перстня на её левой руке и небольшая зеленоватая горошина, выкатившись из этой оправы, упала в стоявшую на столе чашу с водой. Раздалось пронзительное шипение, а из чаши тотчас повалил густой сизый дым, точно вода вдруг загорелась.
— Осторожнее! — крикнул Одиссей, шарахаясь в сторону, как от змеи. — Это может быть яд!
Трос путешественников отпрянули, и колдунья, стремительно проскочив между ними, как с трела, понеслась к выходу из зала.
— Ах ты, тварь!
Пентесилея, сорвавшись с места, первой бросилась в погоню, на ходу вновь обнажив нож.
— На выходе надо задержать дыхание! — предупредил Одиссей, бросаясь следом. — Там ещё курится дурман!
Однако Цирцея не выскочила, как они думали, из пещеры. Отбросив какой-то полог, казавшийся просто драпировкой стены, она устремилась в открывшийся за ним боковой проход.
— Факелы! — закричал Гектор.