На какое-то мгновение она, чувствуя себя истощенной, чуть не поддалась искушению. Но что скрывалось за этим приглашением? Хотя он был добр с ней, она понятия не имела, кто этот человек, женат он вообще или нет. Внезапно Мерседес в полной мере почувствовала свою беззащитность. Она должна продолжать свой путь в Малагу.
— Спасибо, но я должна спешить.
— Ну что ж, возьми это, — произнес он, протягивая руку за сиденье. — Я через час поем, что приготовила жена. Мне уже это не понадобится.
Стоя на дороге возле телеги, она протянула руку вверх и взяла маленькую холщовую сумку. Она нащупала буханку хлеба внутри и поняла, что завтра будет благодарна ему за этот щедрый дар. У Мерседес почти закончилась еда, которую она прятала в карманах. Девушка была искренне благодарна старику за пополнение запасов.
Старика явно не обидел ее отказ. Мерседес понимала, что все же лучше с ним не откровенничать. Давно канули в Лету дни, когда можно было быть полностью уверенным в знакомых людях, что уж говорить о незнакомцах. Они пожелали друг другу удачи, и мгновение спустя он скрылся из виду.
Она снова осталась одна. Фермер сказал, что она в пяти километрах от главной дороги, которая приведет ее прямо в Малагу, поэтому девушка решила продолжать свой путь, а передохнуть тогда, когда уже увидит эту дорогу. Если она не будет ставить перед собой цели, то никогда не дойдет до места.
Было часов шесть вечера, уже стемнело, когда она добралась до перекрестка. В животе урчало от голода. Она села на обочину, облокотилась о большой камень и полезла в холщовую сумку. Кроме буханки хлеба там лежали апельсин и кусок лепешки.
Она оторвала кусок от уже черствого крошащегося хлеба и медленно стала жевать, запивая водой. На какое-то время она перестала замечать все вокруг, полностью занятая утолением голода.
Не зная, насколько близко находится следующая деревня и сможет ли она купить там еды, Мерседес приберегла лепешку и апельсин про запас. Укрывшись от ветра, она закрыла глаза, и перед ними сразу же возник образ Хавьера. Он сидел на краешке низкого стула, согнувшись над гитарой, бросая на нее пристальные взгляды сквозь густую черную челку. В своем воображении она чувствовала его теплое дыхание, ей казалось, что он был всего в метре от нее и ждал, когда она начнет танцевать. Желание погрузиться в сон начало одолевать девушку. И хотя Мерседес понимала, что должна идти дальше, что с каждым часом ее надежда найти любимого все тает и тает, она легла и заснула.
Когда Антонио вернулся в «Бочку», над баром все еще горела тусклая лампочка. Когда он потянулся, чтобы погасить свет, его окликнули. От неожиданности он вздрогнул.
— Антонио...
В глубине кафе в сизой полутьме он разглядел размытый, но знакомый силуэт. Мать сидела за столом одна. Света уличного фонаря оказалось достаточно, чтобы он пересек комнату, ни разу не споткнувшись о стол или стул. Он увидел, что Конча сидит одна, и его сердце забилось от страха и тревоги. Он не знал, как ей сообщить о своем решении. Выдержит ли она такой удар?
— Мама! Что ты делаешь здесь одна?
Теперь, подойдя ближе, он увидел большой бокал на столе перед матерью. Это было совершенно не похоже на Кончу. Обычно перед закрытием бар убирал отец, и Антонио знал, что Пабло в конце вечера наливал себе бокальчик и выкуривал пару сигарет. Но только не мать. Она к вечеру так сильно уставала, что просто запирала дверь на засов и убирала оставшиеся на столе бокалы. Конча знала, что завтра утром Мерседес первым делом помоет посуду.
Мать молчала.
— Мама, почему ты до сих пор не спишь?
Было бы неплохо и матери немного расслабиться, но он почему-то испугался. Все в этом городе жили на грани.
— Мама?
Хотя был виден лишь неясный силуэт, Антонио заметил, что мама обхватила себя руками и потихоньку раскачивается из стороны в сторону. Казалось, что она укачивает ребенка.
— В чем дело? Что произошло? — настаивал сын.
Конча попыталась ответить, но ее речь была бессвязной из-за коньяка и слез. Попытавшись заговорить, она только расплакалась. Антонио не понимал, почему она плачет. Он крепко обнял ее, и, оказавшись в объятиях сына, она стала понемножку успокаиваться. Наконец он ее отпустил. Конча подняла к лицу свой цветастый фартук и шумно высморкалась.
— Я сказала, чтобы она шла, — запинаясь, проговорила Конча.
— О ком ты говоришь? Кому сказала?
— Мерседес. Я велела ей идти искать Хавьера. Без него она никогда не будет счастлива.
— Значит, ты послала ее в Малагу? — не веря своим ушам, переспросил Антонио.
— Но если ей удастся найти Хавьера, они смогут вместе куда-нибудь уехать. Она не могла продолжать чахнуть в кафе. Я смотрела на нее изо дня в день, видела, как горе добавляет ей лет. Эта война — ужас для нас всех, но хоть у Мерседес есть шанс быть счастливой.
В темноте Конча не видела, как кровь отлила от лица сына.
— Но Малагу бомбят, — заметил он, во рту пересохло от тревоги. — Я только что узнал.
Казалось, Конча не слышит сына.
Он взял материнские руки в свои. Было бессмысленно ругать ее в этот момент, хотя он знал, что отец не колебался бы ни секунды.