Эти снимки настолько растрогали Джека, что он молча смотрел на собственное изображение. Оно всколыхнуло воспоминания о том, как они с Мэри не всегда танцевали согласно правилам. Главное правило танца — ведет партнер, но в их паре не всегда было так. По едва уловимым движениям, были ли это танго, румба или пасадобль, Джек понимал, что Мэри желает, чтобы вела она. Они разработали собственный язык: легко сжимая предплечье Джека, Мэри давала понять, чего хочет. Она полностью контролировала танец. А как же могло быть иначе, ведь она начала танцевать с тех пор, как научилась ходить, и танцевала до тех пор, пока ноги были в силах носить вес ее тела.
Джек обнаружил еще один конверт с фотографиями. На каждой были запечатлены они с женой, застывшие в определенной позе, а на обороте стояли дата и танец, за который они получили приз.
— А что стало со всеми этими красивыми платьями? — не удержалась от вопроса Соня.
— К сожалению, когда Мэри перестала танцевать, она отдала все платья в магазин, торгующий подержанными вещами, — ответил Джек. — Она не могла держать их в шкафу.
Хоть Соня и удивилась, узнав о такой важной странице жизни отца, о которой она даже и подумать не могла, она прекрасно поняла, почему они перестали выступать и почему никогда даже не упоминали об этом. Когда мать забеременела Соней, она заболела рассеянным склерозом и очень скоро оказалась прикованной к инвалидной коляске.
Соня хотела бы еще посидеть с отцом, узнать побольше об этом аспекте жизни родителей, но почувствовала, что и так задала слишком много вопросов. Отец уже спрятал фотографии назад в конверт.
Остался лишь один снимок, который лежал лицом вниз на кофейном столике. Соня подняла его и повернула, прежде чем отдать отцу. На нем была изображена группа детей в шерстяных кофтах домашней вязки. Двое сидели на бочке, двое других стояли, прислонившись к ней. На лицах застыли натянутые улыбки. Несколько столиков на заднем плане наводили на мысль о том, что снимали у кафе, а булыжная мостовая — о том, что кафе расположено где-то на материке.
— Что это за дети? — спросила она.
— Родственники твоей мамы, — ответил отец, не желая развивать эту тему.
Соне уже пора было прощаться. Они с отцом обнялись.
— Пока, дорогая, хорошо, что ты пришла, — улыбнулся он. — Желаю приятно провести время на танцах.
Возвращаясь в тот вечер домой, Соня представляла себе родителей, скользящих в танце по паркету. Возможно, ее сегодняшнее открытие пролило свет на то, почему она не может представить свою жизнь без танцев.
Несколько минут Соня молчала, пережевывая бутерброд в кафе Гранады. На стол возле нее капала томатная паста и сыпались хлебные крошки. Когда она подняла голову, ее внимание привлекла серия дешевых полотен, написанных маслом, на которых были изображены женщины в длинных гофрированных платьях. Они отражали сложившийся образ Испании, эту легенду поддерживал каждый ресторан.
— Ты не шутила, когда просила научить тебя фламенко? — спросила Соня у Мэгги.
— Нет, не шутила.
— А не слишком ли это мудреный танец?
— Я хочу научиться лишь основам, — самоуверенно заявила Мэгги.
— А есть ли в нем что-то второстепенное? — вопросом ответила Соня.
Ей представлялось, что во фламенко нет ничего второстепенного. В этом танце — целая культура, и Соню несколько раздражало то, что Мэгги этого не понимает.
— Почему ты так сердишься? — огрызнулась Мэгги.
— Я вовсе не сержусь, — ответила Соня. — Мне просто кажется, что ты похожа на англичанина, купившего дешевую турпутевку, который просит научить его, как стать тореадором. Подобное кажется просто невероятным.
— Ладно. Если ты не хочешь учиться фламенко, меня это не остановит, понятно?
Подруги нечасто ссорились, а когда такое случалось, они обе очень удивлялись. Соня даже себе не могла объяснить, почему ее так раздражает отношение Мэгги к фламенко, желание подруги нахвататься верхов этой культуры, но чувствовала, что своим поведением Мэгги выказывает неуважение к танцу.
Они молча доедали бутерброды, пока наконец Мэгги не заговорила первой.
— Кофе? — предложила она, желая разрядить атмосферу.
— Con leche[16], — улыбнулась Соня. Они не могли долго дуться друг на друга.
Когда полуденное солнце поблекло до желтовато-коричневого зарева, Соня с Мэгги вернулись в гостиницу. Улицы были совершенно пустынны: ни машин, ни пешеходов, магазины наглухо закрыты. Они тоже последовали испанскому распорядку и решили поспать пару часов — полуденная сиеста. Минувшей ночью Соня почти не спала и сейчас чувствовала себя полностью вымотанной.
Хотя занавески едва защищали комнату от солнца, ничто не могло помешать Соне забыться крепким сном. Обычно звука машинного клаксона или воя полицейской сирены, хлопанья дверей в коридоре было достаточно, чтобы она проснулась, но сейчас она несколько часов находилась в состоянии блаженного забытья.
Когда подруги проснулись, уже темнело, в комнату не проникал свет. Основной недостаток сиесты заключается в том, что приходится выбираться из постели, когда закат говорит уму и телу, что сейчас как раз время ложиться спать.